– И чего, тебе нисколько за работу не отвалили? – ужаснулась Василиса.

– Господи! Да какие-то двести рублей! Что на них сейчас купишь? – дернула губой девчонка.

Василиса согласно мотнула головой и пошла ва-банк:

– Вот что, красавица. Тебе надо срочно вернуть пятьдесят рублей. Они тоже меченые. На них так и нарисовано: «Взятка в особо крупных размерах. Восемь лет строгого режима».

Девчонка нервно затеребила подол коротенькой юбчонки.

– А чего это – только на пятидесятке написано?

– Только на ней, на остальных не успели нацарапать. Дай-ка купюру. – Василиса вытянула из кассы полтинник и вытаращила глаза. – Ну вот, так и есть!! Надо же, ты себя чуть под статью не подвела! Такая молодая, ах ты горе какое! Я у тебя ее заберу, от греха подальше. Не ровен час эти… по борьбе с экономическими преступлениями забегут.

Бедолага-продавец так разволновалась, что от потрясения стала совать Василисе все пятидесятирублевые купюры из кассы.

– Это уже много. Отсюда на такси полтинник за глаза, – замахала на нее руками Василиса Олеговна, но, увидев, как вытянулось лицо продавщицы, поправилась: – Я говорю, мне одной купюры достаточно. Я прям пальцами чувствую – именно эта меченая.

Больше с девчонкой она не разговаривала, и без того времени было потрачено много. Она сразу поймала такси и без приключений добралась до дома.

Возле подъезда ее ждала Люся с коляской, и вид у нее был неважнецкий.

– Вася, ты так долго… – лепетала она. – А я как здесь очутилась? Я помню, что в машину не хотела садиться. А потом что?

– А потом села, – просто объяснила ей Василиса, взвалила на свои плечи коляску и поторопилась в подъезд.

Дома она все выложила подруге – и про то, как ту силком усадили в иномарку, и про то, что ей рассказала девчонка-продавец, и даже про то, что ее мучают недобрые мысли.

– Я думаю, Люсенька, тебе теперь одной вообще никуда выходить не рекомендуется. Это что ж такое – человек отказывается от всех удобств, а ему их прямо насильно навязывают!

– Что-то тут неладное, – поежилась Люся. – И недоброе. Из добрых побуждений по башке не долбят.

– Так тебя по голове шандарахнули? – участливо поинтересовалась Василиса.

– Не помню. Я вроде бы сознание потеряла. А когда в себя пришла, мы уже к дому подъезжали. И, главное, эта девица в темных очках долбила как попугай, честное слово! «Это ваш сын! Это ваш сын!» Я ей популярно объясняю, что сына родить как-то не сподобилась, не судьба, видно. Ну нет у меня никакого сына! А она только хитро так ухмыляется: «Это у вас раньше никакого сына не было, а теперь есть, да еще какой!»

Василиса задумалась. Потом молчком направилась к себе в комнату и вернулась оттуда с тоненькой тетрадочкой. С Люсей им пришлось немало раскрыть самых настоящих преступлений. Да еще не простых, а заковыристых. Даже Пашка – сын Василисы – от удивления почесывал лоб, даром, что сам трудился в милиции. Как-то так получалось, что охранять покой любимого города выпало этим двум нестареющим пенсионеркам. И любое дело начиналось именно с этой тетрадочки. Правда, потом канцелярия всегда бывала заброшена в дальний угол и все раскручивалось совсем не по планам, а по наитию ума и сердца. Но уж когда тетрадь появлялась, то это означало только одно – «дело» уже давно присутствует.

– Ты думаешь? – горько уставилась на тетрадь Люся.

– Не валяй дурака, – оборвала ее подруга. – Лучше вспомни – когда ты впервые почувствовала опеку своего «сыночка», вилы ему в бок.

– Не надо вилы, может, он ничего дурного мне и не желает.

– Ага! А зачем тогда тебя по темечку? С чего ты сознания-то лишилась? С его необузданной ласки, что ли? – вскинулась Василиса. – И потом, знаешь, как тебя называла та змея очковая из иномарки? Недоеденной мышью!

– Недоеденной? – ужаснулась Люся.

– Ну недокормленной, какая разница! Мышью! А разве тебя Ольга хоть раз грызуном обозвала? А меня Пашка? Потому что они нас по-настоящему любят! Понятно?

Люся только согласно мотала головой.

– Вася, а тебя она как называла? – ни с того ни с сего спросила она.

– Меня? – вздернула накрашенные брови Василиса. – Меня никак… только по имени-отчеству.

Люся немедленно принялась строить выводы:

– Значит, они и твое досье изучили. Значит, могут и до тебя добраться…

– Нет, ну добраться, конечно, могут, но с досье… Честно говоря, она меня, кажется, никак не обзывала. – Василиса не хотела заводить самое начало дела с неверного посыла.

Однако Люся не унималась.

– Нет, что-то не похоже, ты такая видная, тебя тоже должна была обзывать… Сибирский сухостой? Колодезный журавль? Удочка? Нет, удочка – это звучит ласково… Каланча? Или нет, эта девка не глупая, она должна как-то вычурно… Позор модельера? Жертва перестройки? Клеймо на пенсионный фонд?

– Ну знаешь, хватит! – не выдержала Василиса. – Куда тебя понесло-то? Она, значит, недокормленная мышь, а я какая-то жертва! И ничего не позор, а обыкновенный такой горбыль!

– Горбыль? – удивилась Люся. И согласно закивала. – Ну а чего, похоже. Только откуда у этой лощеной девицы слово такое в лексиконе?

Василиса смутно догадывалась, что ничего лестного это словечко не означало, но уж очень хотелось узнать – на кого же она так смахивает, что даже Люся признала сходство.

– Люсь, а что это такое-то? Слово какое-то деревенское, а ты же знаешь, я горожанка до десятого колена, – кокетливо спросила она.

– Да какое же деревенское? Сейчас в самом ходу, потому что люди сами строительством стали заниматься, дома загородные строят, коттеджи, вот оно у них к уху и прилипло.

Василиса вытянулась:

– Это подъемный кран, что ли, я не понимаю?

– Да какой кран! Это доска такая корявая, неотесанная, вся горбом…

– Ну спаси-и-ибо, подруженька! – медленно выдохнула Василиса. – Значит, корявая. Неотесанная! А ты, значит, у нас ужас до чего обработанная, да? Прямо лакированная вся, паркетная прямо досочка, да?

Люся прошла на кухню и принесла два фужера с вином.

– Не пыхти, – усмирила она подругу. – Это очень удачно, что она тебя так назвала. Может, девчонка где-то работает рядом с деревом, ну не зря же такой лексикон.

– Ну-ну, – фыркнула Василиса, отпивая вино. – А если у нее батюшка там трудится? Или она книжку какую прочитала и это словечко к ней прицепилось? Или в кино слышала? Нет, Люся, надо идти по другому пути. Давай вспоминай: когда на тебя манна небесная обвалилась?

Люся вспоминала недолго, да и чего там было вспоминать – всего два дня чувствовала она пристальное внимание. И так его явно ощущала, будто кто-то все время стоял у нее за спиной.