Но тут кто-то предусмотрительно бросает на пути Святогора «скоморошью сумочку». Богатырь хочет подцепить ее «погонялкой» (плетью). Но…

Эта сумочка да не ворОхнется…

Пришлось слезать с коня. Пробовал одной рукой поднять – с тем же успехом. Двумя руками ухватился, рванул изо всех сил – но только сам ушел в землю по колено.

В некоторых былинах тут и конец приходит Святогору. В других – великана вытаскивает верный конь: ведь хозяину еще положено встретиться с Ильей Муромцем!

Встреча происходит не где-нибудь, а «на тех на горах да Араратскиих». То есть где-то между Арменией и Турцией. Но былинная география не похожа на реальную…

Илья, забыв напутствия, полез будить Святогора. Лупил великана палицей, а тому казалось, что «комарики кусаются». Потом Святогору надоело баловство, и он попросту засунул храброго Муромца в карман. Вместе с конем. И забыл. На три дня.

Но собственный верный скакун напомнил, пожаловался, что тяжко ему:

…Я вожу двух русскиих могучиих богАтырей,

Дай в третьих с конем богатЫрскиим.

Представьте: водитель положил в карман сувенирную фигурку всадника, сел в кабину многотонного грузовика – и эта махина вдруг ощутимо крякнула и просела! Вот как богата фантазия древнего сочинителя!

Илья, вынутый из кармана, запросил пардону:

Не хочу я с тобою сражатися,

Я желаю с тобой побрататися…

Вот так бы сразу. По такому случаю богатыри раскинули шатер и устроили пир, после которого трое суток отсыпались. И, судя по описанию банкета, были вполне соразмерны друг другу…

А потом по Араратским горам они прискакали на гору Елеонскую, которая вообще где-то в Израиле. И там нашли «чудо чудное» – дубовый гроб. Который веками там стоял и никого не трогал. Так нет же, Святогору заблажило узнать:

– А кому в этом гробе лежать сужено?

Первым полез Илья, как положено салабону. Илье в гробу было слишком просторно. А вот Святогору в самый раз!

Мало того – великан потребовал:

Ай же ты, Илья, да мой меньший брат,

Ты покрой-ка крышечку дубовую,

Полежу в гробу я, полюбуюся…

Ага. «А я встану, погляжу, хорошо ли я лежу»…

Но под крышкой Святогору мигом стало «тяжелехонько да тошнехонько». Закричал он Илье, чтобы снимал крышку, а крышка не снимается!

Святогор советует:

Ты разбей-ка крышечку саблей вострою!

Получилось еще хуже. Где ударит Илья – появляется железный обруч…

Понял великан, что пришла его «кончинушка». Захотел он передать напоследок меньшему брату свою силушку…

В иных былинах Илья принимает часть Святогоровой силы. В других отказывается, и правильно делает, потому что дыхание умирающего богатыря смертоносно…

И вот что интересно. В начале прошлого века русский авиаконструктор Слесарев построил самый большой в мире самолет и назвал его «Святогор». Машина потерпела катастрофу на старте.

Самолет другого инженера, Сикорского, был поменьше и носил имя «Илья Муромец». Он прекрасно полетел и стал первым в истории самолетом стратегической авиации.

Как вы яхту назовете…

– Я вообще-то не все понял, – честно сказал Костя. – Только про самолеты…

– Ну так спрашивай! – велел Колобок.

– А вот у нас в городе была как бы секция, – сказал Жихарев. – Или секта. Так они вот тоже в могилу закапывались. Типа это для здоровья полезно… Они правильно делали?

– Тьфу ты! – воскликнул Колобок. – Воистину – богатыри на Руси повывелись, а вот дуракам переводу нет! Еще вопросы есть?

– Чего бы нам пожевать? – спросил Костя. Печенюшки он как-то незаметно для себя схрумкал по дороге. А во второй коробочке оказался набор фломастеров – забыл вытащить после учебного года. Не первой необходимости вещь…

– Так ты что – из дому ничего не захватил? – удивился вожатый.

Жихарев растерялся. О еде он как-то не подумал. И ничего не взял из одежды – на случай непогоды…

– Вот, – сказал Колобок. – И во всем ты так. Мы-то обойдемся – филин птичку или мышку всегда добудет, а я сам себе вечный питательный продукт…

– Как бы предупреждать надо!

– Отнюдь, – сказал Колобок. – Только так вас, людей, и учат. Будешь наперед соображать!

Костя догадался, что «отнюдь» – это наше обычное «фиг тебе», только по-культурному, и сказал жалобно:

– А скатерти-самобранки тут не бывает?

– Скатерть-самобранка в сказках осталась, – вздохнул Колобок. – В мире былин ее нет, тут запросто можно с голоду окочуриться. Даже Илья, заточенный в княжеском погребе, чуть не помер. Жизнь в былинах, конечно, не совсем реальная, но достаточно суровая…

– Я маленько потерплю, – кротко сказал Жихарев.

– Ладно, не ной, – сказал Колобок. – Вот выйдем из леса, найду я тебе яблоньку…

– Яблоки осенью только, – сказал Костя.

– Нет, в былине, как и в сказке, раз уж растет яблоня – непременно усыпана она наливными яблочками, иногда золочеными… Хотя и тут можно пролететь. Земли еще порубежные, вдруг на молодильные сорта нарвемся, а ты пожадничаешь? Я не собираюсь потом твои пеленки стирать… Терпи! Не надо было с подковой баловаться – тут непременно сбывается всякая примета!

Примета, точно, сбывалась. Никогда в жизни Костя так не хотел есть, даже после самых тяжелых тренировок.

Он огляделся. Никаких тебе яблонек, одни цветы – громадные, тяжелые, как только на стеблях держатся? А небо по-прежнему голубое… Нет, уже не совсем… Вот здесь голубизна переходит в синеву, а потом – да, в ночное небо с крупными звездами и месяцем! И профиль у этого месяца человеческий!

– Тут что… И Солнце, и Месяц сразу могут светить?

– Они еще и не то могут, – сказал Колобок. – Иди, иди – как потопаешь, так и полопаешь… Да ты отвлекись! Думай о чем-нибудь другом!

Костя шагал и сопел – не потому, что устал, а от досады на самого себя. Батя ведь учил его, как в поход собираться! Если в доме ничего нет – возьми хотя бы нож, соль и спички! Идешь на один день – бери припас на три! А в бабаниной избе было что захватить в дорогу! Уж она правнучка голодом не морила! У нее в погребе…

И Костя даже застонал от воспоминаний.

Но как-то пересилил себя, проглотил слюну и спросил:

– Колобочек, а былины – это такое как бы фэнтези? И почему они такие непонятные?

Нет, былины – не фэнтези. Ты ведь слышал такое выражение – «устное народное творчество», еще говорят – фольклор? То есть в народе рождается былина от безымянного автора, передается из уст в уста, изменяется – когда слегка, когда капитально, и доживает (или, увы, не доживает) до того дня, когда появится ученый человек и запишет ее на бумагу, на магнитофонную ленту, на флеш-карту мобильника с диктофоном.