но ни врачи, ни раненые не могли ждать. И было решено – мы выращиваем пенициллин в лабораторных условиях, отфильтровываем сыворотку и отправляем в военные госпитали.

В 1942 году немцы подошли вплотную к Москве. Каждую ночь нас бомбили. Москва стала прифронтовым городом. Сюда свозили тысячи раненных.

Я работала в госпитале, расположенном в бывших общежитиях Тимирязевский академии. Солдаты лежали повсюду – на лестничных клетках, в коридорах. В здании стоял тяжелый запах зловония – как ни старались хирурги, оперируя сутками напролет, инфекция делала свое черное дело: раны воспалялись и гноились.

Мне выделили маленькую коморку, где я выращивала грибок пенициллина. Пробираясь к своему «кабинету», я проходила мимо коек, на которых молоденькие израненные мальчишки стонали от боли и метались в бреду. Они были ровесниками Жени, ушедшими, как и он, на фронт прямо со школьной скамьи.

Бабушка тяжело вздохнула и посмотрела на затихшую Олю.

–Они казались такими родными, близкими, словно были моими детьми. Мне, во что бы то ни стало, хотелось их спасти.

–И ты спасла?

–Спасала. Ни условий, ни оборудования, конечно, не было. Зимой, в мороз работала без отопления: топила буржуйку. Для сохранения нужной температуры я использовала водяную баню – колбы с плесенью ставила в ванночки с теплой водой и постоянно подливала кипяток. Спала урывками, пока не прогорали дрова. Да и дров-то толком не было. Чем я только не топила. Собирала мебель, перегородки разрушенных бомбежками зданий, все, что можно было сжечь – шло в топку.

Сначала к моей сыворотке и солдаты, и медики относились очень настороженно. Но первые же результаты показали эффективность препарата.

Весть о чудодейственных свойствах моей сыворотки мгновенно разлетелась по госпиталю. Однажды молодой парнишка со слезами на глазах умолял меня дать ему ее выпить. Его раненая нога сильно распухла, и он боялся, что врачи ампутируют ее. Я знала, что в кислой среде желудка пенициллин утратит свои лечебные свойства, но объяснить это раненому было непросто. С трудом удалось его переубедить, и медсестра залила сыворотку прямо в рану, обильно смочив бинты вокруг. Наутро, сняв повязку, мы увидели, что нога приняла обычный вид и только вокруг самой раны сохранилась припухлость. Потрясенный юноша, плакал и целовал мои руки, бормоча себе под нос слова молитвы. Признаться честно, я была удивлена не меньше. Проверять препарат на животных у меня не было возможности. И полученный результат меня просто потряс.

Когда нашим войскам удалось разбить врага и отодвинуть линию фронта от Москвы, возникла новая проблема: как отправить сыворотку в прифронтовые госпитали. К счастью, на помощь пришли химики: им удалось получить кристаллический пенициллин.

Пенициллин, который производился в те годы, был значительно менее эффективен, чем американский и быстро портился, но даже, несмотря на это, он стал настоящим спасением для многих людей.

–А американцы так и не продали?

–После окончания Второй мировой войны отношения с Америкой испортились. Но Чейн, потерявший во время войны мать и сестру, относился к нашей стране с симпатией и продал секрет производства пенициллина.

Резкий телефонный звонок вырвал Ольгу из детских воспоминаний и вернул в реальность.

–Ольга Александровна, – я был вчера на вашей защите. Это – просто блестящая работа! Знаете, я был потрясен. Полученный вами препарат превзошел даже американские аналоги! Я смотрел ваши результаты и не верил собственным глазам. Хотел лично засвидетельствовать вам свое восхищение. Ольга Александровна, поделитесь секретом, как вам это удалось?

–Спасибо, Марк Львович, но вы же прекрасно понимаете: один человек, каким бы выдающимся он не был, в современной науке мало что может сделать. То, что вы вчера видели – это результат многолетнего труда целой команды. В эту работу очень многие прекрасные ученые внесли свой посильный вклад.

Гоша

Отстояв положенные семьдесят километров в пробке, я свернул с трассы и машина, спотыкаясь об асфальт, медленно попрыгала в сторону деревни. По обочинам мелькали поросшие коттеджами берега Оки. Я открыл окно и, вдыхая дорожную пыль, приближался к дому, где прошло мое детство. Канули в прошлое картофельные поля: выращивать дачников оказалось значительнее выгоднее, чем овощи. Сгинули в небытие бомжи. Подросли приусадебные участки и окружающие их заборы. Мой неухоженный, неремонтопригодный домик прищурился покосившейся крышей. Поставив машину у отвалившейся калитки, я забрал вещи и выпустил на свободу кота.

Жена и дочь предпочитали отдыхать на Майорке, не разделяя моей привязанности к комарам, одуванчикам и березкам. Но неподвластная сила каждый год тянула меня в эти края, и на две недели я становился пищей для насекомых, ловцом рыб и непосильной ношей для полевых цветов.

Только кот Васька разделял мою любовь к даче, не испытывая ни малейшего желания лежать под пальмами и плавать в морской воде. Наверное, ностальгия тянула и его в эти края. И прогуливаясь по берегам Оки, он вспоминал свое беспородное босоногое детство и ту роковую встречу, которая сделала из мелкого воришки и попрошайки солидного столичного жителя с полным комплектом ветеринарных документов и прививок.

Несколько лет назад Васька в прямом смысле попался мне на крючок. Он, не дождавшись, когда я отцеплю рыбу, попытался ее съесть. Пришлось тащить бедолагу сначала к ветеринару, а потом домой. Жена, конечно, встретила полосатого нахлебника без излишнего гостеприимства, но выбросить на улицу, пострадавшего в схватке с удочкой котенка, она не смогла, и на радость дочери, Васька остался с нами жить.

Жизнь внесла свои коррективы и в характер кота, который покинув машину, побродил между кустов репейника и лениво развалился на крыльце, в ожидании, когда я наловлю и принесу ему свежей рыбы.

Я зашел в дом и загрузил холодильник. С потолка свисали кружевные полотна ручной работы местных мастеров из семейства паукообразных. Я с тоской подумал, что неплохо было бы прибраться. Кран не подавал признаков жизни, и я отправился на поиски неисправностей водопровода.

Под заливистое пенье лягушек я шел вдоль трубы, предаваясь воспоминаниям. Рядом с моим участком красовался высоченный коричневый забор Сережкиного дома.

В далеком детстве мы были закадычными друзьями, но коварные девяностые растащили нас по разные стороны достатка, оставив меня в нищих интеллигентах и сделав из Сереги солидного бизнесмена. Он превратил свой домик в усадьбу, скупив у разорившихся соседей участки, построил большой дом, и монументальный забор стал разделившей нас берлинской стеной.

Увидев Серегу, я даже не сразу узнал. Но Сергей радостно замахал руками, словно мальчишка из далекого детства, кричащий на всю деревню:

–Витька привет! Гулять пойдешь?

Я поздоровался кивком головы, но он бросился на встречу, словно с нетерпением ждал.