Он принес стулья, демонстративно поставил их в центре комнаты и повернулся, чтобы выйти.

— Постой, — сказала она. Ее голос дрожал.

На этот раз он не рискнул что-либо сказать и встал в полной растерянности.

— Я не это хотела попросить, — она смотрела ему прямо в глаза, — неужели ты не понял?

— Я понял, — сказал он и криво, неестественно улыбнулся.

— Что ты понял?! — Она подошла к нему и положила руки на его плечи. Теперь он точно знал, чего она от него ждет. Но неудачи последних лет сделали его осторожным.

— А может быть, и не понял. — Он постарался улыбнуться. — Я так часто ошибался, что… Может быть, ты скажешь?

— Нет, я не могу. Я., я ведь женщина…

— Ну что же, — сказал он, почувствовав себя взрослым чудаком, перед которым стоит молоденькая девушка, сама плохо понимающая, чего она хочет, — давай сделаем так. Пусть это останется нашей с тобой тайной. Ты мне никогда не скажешь, о чем хотела попросить, а я… я никогда не узнаю, прав был в своих догадках или нет. Зато будет что вспомнить.

Она засмеялась. Ее глаза сияли так, что ему было очень тяжело повернуться и уйти. Но он это сделал и был страшно доволен собой.

Когда он вошел в комнату, сосед уже мирно храпел. Он разделся и лег. Давно уже он не чувствовал себя так хорошо, не был так спокоен. И что было совсем странно, желудок перестал напоминать о себе. Так прошел час, и он уже начал засыпать, когда осторожный стук в дверь нарушил его спокойствие. Это была снова она.

— Ты не спишь? — шепнула она через дверную щель. — Ты мне нужен…

Его будто дернуло электрическим током.

— Нет, не сплю, — сказал он и быстро оделся. — Я сейчас.

— Я не могу включить телевизор, — сказала она и смело посмотрела ему в глаза. Он сразу почувствовал, как желудок проснулся, и нервная горячая дрожь распространилась по всему телу.

— Я понял, — сказал он, чувствуя, как пересохло в горле. — Пошли?

Они, как два заговорщика, бесшумно пошли к ней в комнату, и он увидел, что шнур телевизора даже не включен.

— Подари мне эту ночь, — сказала она. — Я тебя очень прошу.

Он весь вечер ждал этих слов. До последнего момента он не был уверен в намерениях девушки и боялся получить отказ. Он знал, что не переживет этого отказа, знал, что может потерять последние крохи уверенности, которые кое-как его еще поддерживали и не допускали до полного разрушения его «я». К тому же страх, предательский страх все время заставлял спрашивать себя: «Почему, почему? Почему именно ты? Ты же никак не соответствуешь герою, в объятия которого бросаются молоденькие девушки…»

Теперь, когда она, наконец, сказала эти слова, он не знал, что дальше делать. Он боялся дотронуться до нее, боялся погладить ее волосы.

Преднамеренно мрачно, стараясь не смотреть на нее, он спросил:

— А как твой друг? Он же всегда ко мне хорошо относился. Я так не могу. Что он обо мне подумает?

— Он ничего не будет знать, — чуть не заплакала девушка Я-то буду знать, — вздохнул он, решив, что на этот раз уже сжег все мосты. — Я все-таки пойду к себе.

— Стой, — умоляла она, — не уходи, я уйду от него, вот увидишь.

— Нет, — сказал он, — это нехорошо, нечестно. Я пойду…

— Но тогда…

— Тогда что?

— Можно тебя поцеловать? Я очень прошу.

— Нет, — сказал он тихо, но она уже обняла его и начала целовать. Он почувствовал ее талию, грудь и вздрогнул. Она прижалась к нему еще сильнее. Губы у нее были мягкие и очень горячие. Он сделал большое усилие, чтобы освободиться от нее.

Через несколько минут он снова лежал в своей холодной постели и безуспешно пытался уснуть. «Это, может быть, единственный случай в твоей жизни, е-дин-ствен-ный, — думал он, — такого больше никогда не будет. Ты столько ждал, столько мечтал об удаче. Вот она, удача, у твоих ног, но ты отверг ее и будешь за это наказан».

Минут через пятнадцать у него началось сильнейшее обострение. Желудок будто бы горел, и от него, казалось, множество горячих стрел распространились по всему телу. Он лежал и дрожал от непонятного, очень неприятного озноба. В конце концов он встал, надел на голое тело свитер, натянул на себя штаны и вышел в коридор.

Ночь, в отличие от предыдущей, была на удивление спокойной. В коридоре не было ни души. Он подошел к ее двери и повернул ручку. Дверь была заперта. Он нажал на звонок. Звонок не работал. Он тихо постучался. Никакого ответа не было. «Она не хочет открывать, она презирает меня». Он постучался еще сильнее и почувствовал, как дрожит всем телом. С той стороны послышался шум.

— Кто там? — услышал он сонный голос.

— Это я, — он сам испугался своего голоса и представил, как глупо выглядит. Прошло секунд двадцать, которые ему показались бесконечностью, потом он услышал:

— Подожди.

Скоро дверь открылась. Она стояла обнаженная в центре комнаты и улыбалась ему.

— Видишь… — начал он и понял, что дальше говорить нелепо.

— Закрой дверь, — сказала она и потушила свет. Он быстро сбросил с себя одежду, обнял ее и с ужасом обнаружил, что не чувствует ничего, кроме холода и дрожи.

— Успокойся, милый, — сказала она, нежно целуя его глаза, лицо, плечи… — Я тебя согрею. Все будет хорошо! Поцелуй меня…

Прошел месяц. Обитатели большого дома жили своей обычной скучной, серой жизнью. Житель шестого этажа за это время сделал первые небольшие успехи в работе. Странно, но после праздника колесо удачи повернулось к нему. После той ночи желудок больше не болел. Сейчас, когда ее не было видно целый месяц, он уже думал, что ночь после праздника была просто сном, невероятно приятным и необычным, но только сном. Однако чудеса для него еще не закончились. В ту ночь, где-то в районе пяти утра, он вернулся от нее в свою комнату. Рано утром он открыл глаза и увидел, что она сидит рядом на постели. Соседа в комнате не было.

— Я никогда так сладко не целовалась, как с тобой в эту ночь, — сказала она ему. Он смущенно улыбнулся. Ей действительно удалось быстро его успокоить. Но он понимал, что пережитое за последние месяцы не способствовало тому, чтобы полностью продемонстрировать ей свои знания в искусстве любви.

— Как ты здесь оказалась? — спросил он.

— Я из окна увидела, что он, — пальцем она показала в сторону кровати соседа, — уезжает, и помчалась сюда. Ты недоволен?

— Сейчас я встану, и мы…

— Нет, — сказала она, — лучше наоборот.

Она демонстративно медленно разделась, несколько секунд постояла перед ним обнаженная, а потом легла рядом.

Перед тем как расстаться, она сказала, что уезжает на несколько недель к матери. Он не огорчился. Он понимал, что ему никак нельзя привыкать к ней, как нельзя привыкать к хорошей жизни и удобствам в чужом доме. Было ясно, что она предназначена не для него. И поэтому они непременно должны расстаться. А он уже знал, как легко расставаться с тем, что не твое, и как тяжело потерять близкого человека. За этот месяц произошли и другие события, которые вселили в него уверенность в своих силах.