Но главное, Арина Леонидовна назначила талантливому другу именную стипендию. За вклад в искусство и литературу – документ, подтверждающий это, и сейчас висит в драгоценной рамке, украшая холл клуба, можно подойти и посмотреть. Так что всё по заслугам и честно. Только... сам поэт приходить за своей стипендией стеснялся. Вот раз в две недели Вите и приближённым приходилось отлавливать скромного героя, в тревоге за его здоровье насильно отрезвлять, давать денег и снова отпускать в мир бурь и гроз. Чтобы Антон черпал там вдохновение и всё остальное.

Доляновский рассказывал и хихикал. А у Валеры леденела кожа головы. И волосы на ногах шевелились.

– Ему, значит, насильно жизнь оплачивают? – переспросил он. Пока Валера не мог понять, как он ко всему этому относится. Не мог. Нет. То ли где-то факты искажались, то ли во всём этом был страшный изъян. Всего ужаса которого он пока не постиг, а потому и, как реагировать, не знал: то ли восхищаться, то ли немедленно пойти к Арине этой Леонидовне и заявить, что она не права.

– Ну так. Хорошо пристроился, чухрик, – хмыкнул Доляновский, приятно удивлённый эффектом от своего рассказа.

Часы показывали двадцать минут девятого. Смена закончилась час двадцать назад... Валера метнулся в аппаратный зал. Счастье срулил домой, заступила другая смена. Народу возле симулятора боя было ещё больше, чем утром. Да и вообще посетителей в заведении толклось множество. Фанаты, блин. Игрунчики. Последние романтики... Тьфу! Валера злился – на этих людей, на Арину проклятую Леонидовну, да – она всегда была при чём, она во всём виновата, на неё надо всё валить, так ей и надо! И на себя – на себя он был зол, на лоха слюнявого, нерешительного.

Аттракционом заправляла теперь негритянская язва Полина. Что она понимает в настоящих мужских играх? Валера осознал, что подойти и попроситься на сеанс он не может. Ну почему Счастье смотался? Он бы с ним нормально договорился, всё бы объяснил. А Полине... Нет, он ни за что не признается этой мартышке, кем он себя видит и с кем желает сразиться. Обсмеёт ведь, зараза. Или скажет что-нибудь такое – как кислотой в глаза плеснёт, до того девка ядовитая. После её слов жизнь долго не в радость. Ишь, улыбается, жмёт на педали, щёлкает шоколадными пальцами по кнопкам. Разводит таких же лохов – вот они с удвоенным фанатизмом возле неё и крутятся. А это не бордель – там же, в этом симуляторе, если Репник не врёт, если Счастье не гонит, если Доляновский не брешет – там жизнь, там адреналин, там суровая радость. А тут эта губошлёпка жопой крутит. Какая профанация! Ну кого только набрала Арина Леонидовна!..

И в то же время можно просто взять да и сказать: запиши, Полина, – и все дела. Скажи, какого числа и во сколько, а уж я тогда и сформулирую, какого бойца себе выбрал. Да, вот так и сказать. Запишет, никуда не денется. Валера уже готов был на поступок. Его и Полину разделяло несколько шагов.

Которые он так и не сделал. Не сделал. Проклиная себя за трусость и вялость, Валера развернулся и отправился восвояси. Да. Придётся отложить до следующей смены. Ничего. Он придёт специально пораньше. Он всё сделает.

Поэт Антошка, уже весь приличный, с чистыми причёсанными кудрями, в костюме с галстуком-бабочкой сидящий за столиком в баре, смеющийся и безобидный, вызывал у Валеры стойкую неприязнь. Если бы не он, если бы не его отлов – да, Валера бы уже давно свершил задуманное и больше не парился! К списку виновников в своей неудаче Валера добавил это эфемерное существо. Пунктом вторым. Навсегда.

* * *

Шли дни. Валера не решался подойти и заказать себе бой в симуляторе. Обслуживал ли этот аппарат Счастье или та же Полинка. Чем дольше он оттягивал момент, тем стыднее и неудобнее ему становилось. Просто подойти и попроситься. Нет. Нет, не получалось. Нет.

Валера подумывал о паранойе, вёл даже разговоры сам с собой, приводя аргументы за и против. Понял, что сойдёт с ума, – и тогда честно отказался от этой такой неважной, такой ничего не значащей, в сущности, затеи.

И ему даже полегчало. Полегчало, причём значительно, правда! Валера перестал заходить в автоматные залы. А если и приходилось по работе, то он старался отключить там все свои мысли, все эмоции. И даже слух со зрением – чтобы не видеть и не слышать того, что происходит с теми, кто был или будет там осчастливлен.

С Лилей он тоже перестал разговаривать на эту тему. И вместо того, чтобы после зарплаты, как он и обещал, порадовать девочку посещением заветного развлекательного места, порадовал её поездкой на выходные в загородный пансионат с аквапарком, караоке и другими достойными радостями жизни.

Ему и самому эта затея с поездкой понравилась. Он скатывался с горок в облаке брызг, трясся в бурлящих ваннах, валялся на турецких подушках и курил кальян, аплодировал поющей в микрофон подруге жизни, скручивал пальцы в фигу и показывал её своему рабочему месту, работодателям и клиентам. Нормальная жизнь выигрывала с большим преимуществом. Поэтому пусть ему платят деньги все эти господа ненормальные – за то, что он этих самых ненормальных бережёт и охраняет. А развлекают и радуют пускай его нормальные, нормальные! Развлечения пусть будут простые, хорошие, человеческие! Так в жизни и должно быть. В этом заключалась её простая правда. Даже у Арины Леонидовны и её ядовитой вольнонаёмной Полинки не нашлось бы адекватных аргументов, чтобы оспорить это.

...Валера, отмассированный, откормленный и качественно развлечённый, выспавшийся, ублажённый благодарной и довольной Лилей, ехал домой. И чувствовал, что всё в его голове встало на место. На правильное спокойное место. А те, кто мешал этому, пусть мчатся к чёртовой матери на лёгком катере. На триреме, если им так хочется. Да.

* * *

Инфантильная! Собираясь на работу, Валера услышал это слово от телевизора. Вот – точно! Балованцева Арина попросту инфантильная личность, обременённая большим количеством денег своих родственников, поэтому и получившая возможность воплощать в реальность собственные замыслы. Инфантильные же!

Валере слово понравилось. Да ведь и сама атмосфера балованцевского заведения – инфантильная и есть! Все эти развлечения – для невыросших детей с деньгами. Инфантильное сознание Арины Балованцевой и её окружения привлекает таких же. Тех, кто боится реальной жизни и прячется от неё в аппаратах. Поди на самом деле заломай медведя! Дождись спасательного рыцаря, побейся с самураем хоть пятнадцать секунд... Вот то-то...

Детство в жопе играет! Детство.

А сама Арина – инфанта. Точно – это слово Валере ещё больше понравилось. Зло и часто он называл её так про себя – пока не узнал правильного значения этого слова. Подрастающая принцесса. А тут действующая императрица. Не подходит, блин.

Инфанту Валера сократил, но инфантильным заведение называть не перестал. И Лиля его в этом поддержала.

* * *

Третьим и четвёртым человеком, который попался Валере в первую минуту нового рабочего дня, оказалась Арина Леонидовна. С ребёнком Серёжей на руках и общим видом мадонны она выплыла из своего кабинета, поздоровалась и зашагала по коридору. Едва она скрылась за какой-то дверью, из её кабинета выскочил Витя Рындин. Увидев Валеру, он легко вдёрнул его внутрь.