— А все-таки, если мы откажемся нажимать кнопки, отключите нам кондиционер?

— Совершенно верно! — голос господина инструктора опять стал радостным. — А еще воду и электричество. И кормежки, хоть и однообразной, но питательной, тоже не будет. И тогда в говне и в темноте от голода и духоты быстренько сдохнут все. Не выживет никто. Ни красавица Красная, ни умник Желтый, ни хитрец Синий, ни ставший мужчиной Оранжевый, ни его юная одноцветница.

Господи, что ж он так ржет-то над своими тупыми шутками!

— А не проще ли все-таки побороться, а? Вот представьте, что вы — гладиаторы. Как вы думаете, им было легко жить, есть, пить и спать вместе — причем спать во многих значениях этого слова! — а потом на потеху публике убивать своих любимых друзей на арене? Но они шли на это, потому что особого выбора у них не было. Аве, Цезарь, моритури те салютант! А вы будете погибать не на потеху жирным патрициям, а во имя науки. Эксперимента-то никто не отменял, только проходить он будет несколько жестче, чем вам это представлялось.

— То есть, вы всё же проводите какой-то психологический эксперимент? — сквозь зубы процедил Синий.

— Конечно! Я разве это когда-нибудь от вас скрывал? А вы что думали? Что весь эксперимент будет заключаться исключительно в беге из угла в угол с криками «Волки!

Волки! Нет волков!»? Нет, милые мои. Мы изучаем поведение человека не просто в экстремальных ситуациях, а в безвыходно экстремальных. Когда кто-то будет грызть лучшего друга зубами, чтобы выжить, когда любовники будут нажимать кнопки с цветом друг друга, когда каждый из вас войдет во вкус и будет всеми силами стремиться только к одной, самой заветной цели. Пусть тех, кому не повезет, утешает мысль, что их гибель спасет сотни и сотни тысяч других людей, в этом смысл науки, не так ли?

— А кто вам дал право безнаказанно убивать людей? Даже если вы их убиваете чужими руками?

— Это кто сейчас сказал?

— Я! — Желтая встала и, как делали все при разговоре с господином инструктором, посмотрела наверх. «Все думают, что он где-то наверху сидит, потому что динамики на потолке, — думал Сергей, стараясь слушать то, что говорил этот самый господин инструктор. — Хотя, вполне вероятно, что он удобно развалился в соседней комнате, а то и вообще в подвале с мониторами, на которые передается изображение от понатыканных вокруг камер, и забавляется, сволочь, глядя, как мы задираем вверх головы», — подумал Сергей.

— А-а-а, госпожа Желтая! — радостно воскликнул господин инструктор. — Почему-то так я и думал, что именно вы зададите этот вопрос. Вы спрашиваете, кто дал нам право? Отвечу. Суд. Суд, который осудил вас за те чудовищные преступления, что вы совершили, господа. Суд был настолько ими шокирован, что предпочел избавить общество от вашего присутствия, присудив всем вам высшую меру наказания — смертную казнь. Неужели вы еще не обсудили этот животрепещущий вопрос? Поверить не могу! Вы что, так и не поняли, что для участия в эксперименте были отобраны четырнадцать самых отвратительных преступников, от которых с презрением отвернулось общество? Отвернулось настолько, что ни о какой амнистии не может быть и речи? Вы же так и так покойники, поэтому и было решено сделать из вас подопытных кроликов, один черт вам не жить. Хотя кто-то один…

Неожиданно громко и в голос разревелась Оранжевая, прижав обе ладони ко рту и раскачиваясь из стороны в сторону. Зеленая обняла ее за плечи. Оранжевая как будто не заметила этого и продолжала качаться и реветь.

— Ой! Госпожа Оранжевая, кажется, впали в истерику? — Господин инструктор ёрничал, но не шутил. Во всяком случае, по голосу было понятно, что шутки кончились. — А вы когда маму свою убивали, не плакали? Нет? А что так? Не жалко было, маму-то? А знаете, господа, почему госпожа Оранжевая убила собственную мать? Из-за роковой любви к красавцу мужчине, отчиму. Отчим, конечно же, пользовался и мамой, и дочкой, шельмец эдакой! Но госпоже Оранжевой это совсем не нравилось, ей, как всякой женщине, хотелось, чтобы любимый принадлежал только ей — и вот результат. Зашла к маме в ванную комнату и скинула электрический фен в воду. В книжке, говорит, какой-то прочитала про такой способ убийства. Интересно было посмотреть, сработает или нет. А потом долго смотрела, как ее родную маму трясло и корежило. Так ее и нашли — стоящей и смотрящей. У бедной Оранжевой не хватило мозгов даже на то, чтобы хотя бы попытаться представить это как несчастный случай. Сама же еще и рассказала, что хотела убедиться, что этот способ сработал наверняка. Суд был настолько возмущен этим преступлением, что приговорил ее к казни на электрическом стуле. Как говорится, око за око, как ты со мной, так и я с тобой. А тут появляемся мы и даем ей уникальный шанс выжить! И хватит реветь. Сопли утри. Раньше плакать надо было. Теперь давай думай, кого ты еще на тот свет отправишь, чтобы выжить, хотя бы оставшись без чудного своего любовничка.

Иногда грубость и бессердечие действуют лучше любого утешения. Оранжевая мгновенно перестала плакать, зло взглянула наверх и принялась вытирать мокрое лицо салфетками.

— Ну вот, так-то лучше. Господа, я прямо поражен, что вы друг о друге этого не знали и ни разу об этом не заговорили! С одной стороны, это делает вам честь, ибо свидетельствует о том, что вы своих злодеяний все-таки стесняетесь и в них раскаиваетесь. Крайне похвально! С другой стороны, что ж вы такие нелюбопытные-то? Думали, не будет нужды раскрываться? Нет, будет. Вернее, уже есть. А хотите услышать кое-что занимательное про вашего борца за справедливость в желтых одеждах?

— Уймись, а? — Красный стал подниматься, сжимая кулаки.

— О, господин Красный! Вступился за лидера! Прекрасно вас характеризует. Но вот репутации вашей не спасает, нет. Господин Красный, друзья мои, осужден на смертную казнь за убийство семи человек. Он, господа, решил вместе со старым другом совершить вооруженное ограбление. И напоролись наши герои на отважного отца семейства, который попытался защитить жену и детей. Но господин Красный с напарником — они ребята тренированные, крепкие, сами видите. Что им какой-то клерк, смелый, да неумелый. Так что они безжалостно угробили всех. И отца, и мать, и детей. Самому младшему, кстати, было всего три месяца. Господин Красный утверждал, что не понимал, что делал, был, мол, в состоянии аффекта, но суд этим как-то не впечатлился. Да и психиатры подтвердили полную вменяемость