– Ты так громко кричал…

– Извини… Прости, пожалуйста.

Клио приподнялась, длинные светлые волосы завесили лицо, побледневшее от сна и испуга. Опираясь на локоть, она смотрела на него с непонятным выражением, будто он ее больно ударил. Заранее известно, что сейчас скажет.

– Опять Сэнди, – прозвучал голос, полный упрека.

Он взглянул на нее. Волосы такого цвета, как у Сэнди, и такой же цвет глаз – может быть, в голубой радужке чуть больше серого, стального. Когда-то где-то вычитал, что разведенные и вдовцы часто влюбляются в женщин, похожих на их бывших жен. Сейчас впервые с ошеломлением вспомнил. Впрочем, они совсем не похожи. Миловидность Сэнди мягче классической красоты Клио. Посмотрел на белый потолок, на белые стены спальни, на туалетный столик из черного дерева. Она не любит бывать у него в доме, где слишком чувствуется присутствие Сэнди, предпочитая принимать его у себя.

– Извини, – сказал он. – Дурной сон. Кошмар.

Она нежно погладила его по щеке.

– Может, снова пойдешь к психиатру?

Грейс только кивнул и вновь погрузился в беспокойный сон, боясь увидеть то же самое.

Октябрь 2007 года

Приступы усиливаются, обостряются, возникают все чаще, через каждую пару-тройку минут, вроде схваток при родах.

На часах 3:08. Она заперта в лифте почти девять часов. Может, пробудет до понедельника, если до того кабина на дно не сорвется.

Потрясающе, мать твою. Как провели выходные? Я – в лифте. Обалдеть. Рядом зеркало, панель с кнопками, грязное стекло с лампочками на крыше, с царапиной на стене, будто кто-то хотел вырезать свастику, а потом передумал, с долбаной табличкой, которую какой-то трехнутый придурок косо повесил, невразумительно накорябав: «При поломке звоните 013 228 7828. Или набирайте 999».

Ее трясло от злости, горло охрипло от крика, голос почти пропал. Передохнув, вновь поднялась на ноги, уже не опасаясь раскачать и обрушить кабину, – отсюда надо выбраться, не дожидаясь, пока трос порвется, болты не выдержат или еще что-нибудь приговорит ее к смерти.

– Звоню, набираю, ублюдки безмозглые, – просипела Эбби, глядя на табличку, чувствуя, как вокруг снова сдвигаются стены, приближается очередной приступ паники.

Телефон в лифте по-прежнему мертво молчит. Она поднесла к глазам мобильник, глубоко дыша, стараясь успокоиться, жаждая услышать сигнал, проклиная провайдера и все на свете. Кожа на голове натянулась, зрение затуманилось, снова захотелось пи́сать. Внутри как бы двинулся поезд.

Крепко стиснув колени, она втягивала воздух сквозь зубы. Сжатые ляжки дрожат, в животе разливается адская боль, поворачивается глубоко воткнутый нож. Дрожа всем телом, она всхлипнула, выдохнула, свернулась калачиком, как зародыш, прижалась к стене. Ясно, долго не вытерпеть.

Однако старалась бороться с телом – дух сильнее материи, – решив не уступать ничему, против чего протестует сознание. Вспомнила мать, с шестидесяти лет страдавшую недержанием от обширного склероза.

Я никаким недержанием, черт побери, не страдаю. Только вытащите меня отсюда, вытащите отсюда, вытащите отсюда…

Слова вновь и вновь вырывались сквозь зубы, как мантра, пока позыв усиливался, а потом очень медленно начинал отступать.

Наконец, слава богу, прошел, Эбби без сил раскинулась на полу, гадая, долго ли можно удерживаться, прежде чем лопнет мочевой пузырь.

Люди иногда пьют мочу, чтобы выжить в пустыне. На ум пришла дикая мысль помочиться в ботинок. Пусть послужит горшком. Аварийным запасом. Сколько можно прожить без воды? Где-то было написано, будто можно неделями обойтись без еды, а без жидкости всего несколько дней.

Утвердившись на качавшемся полу, она сняла с ноги правый ботинок, подскочила как можно выше, грохнула каблуком в панель на крыше. Ничего хорошего. Кабина бешено закачалась, стукаясь в стены, кидая ее в стороны. Эбби затаила дыхание. Сейчас точно что-то порвется. Последняя проволочка, отделяющая от неведомой бездны…

В иные мгновения действительно хочется, чтоб она порвалась. Пролететь оставшиеся этажи, сколько б их ни было. Решить дело одним разом. Некрасиво, грубо, но окончательно. Ирония судьбы…

И словно в ответ на ее размышления погас свет.

11 сентября 2001 года

Однажды ночью на брайтонской улице, где рос Ронни Уилсон, загорелся дом. До сих пор помнится запах, шум, столпотворение, пожарные машины, которые он видел, стоя в темноте в ночной рубашке и тапках. Помнится одновременный ужас и восторг. Но лучше всего помнится запах.

Жуткая вонь разрушения и отчаяния.

И сейчас в воздухе слышится то же самое. Не сладкий приятный дымок от поленьев, не уютный вкус угольной золы, а резкое зловоние горящей краски, обугленной бумаги, плавящейся резины, едкие испарения тающего винила и пластика. Ядовитый дым щипал глаза, хотелось заткнуть нос, попятиться, вернуться в деликатесный бар, откуда он только что вышел.

Вместо этого Ронни замер на месте.

Как и все прочие.

Настала тишина, нереальная по утрам на Манхэттене, словно кто-то нажал на кнопку отключения звука. Еще двигавшиеся машины остановились на красный свет.

Люди таращили глаза. Ронни только через несколько секунд понял, куда они смотрят. Сначала оглядел улицу с пожарным гидрантом, расставленными перед магазинчиком козлами с журналами и путеводителями, с лавкой под вывеской «Масло и яйца». Посмотрел за светящийся указатель «Стойте!» с изображением красной руки, за штангу светофора на перекрестке с Уоррен-стрит, видя шеренги стоящих машин с горящими хвостовыми огнями.

Потом вычислил общее направление взглядов.

Посмотрев в ту сторону, сначала увидел в нескольких кварталах небоскребы в густых клубах черного дыма, столь плотных, как будто они шли из топки, заправленной нефтехимическими продуктами.

Понял – горит какое-то здание. Вскоре с ужасом и потрясением понял какое. Здание Всемирного торгового центра.

Черт побери, проклятье, вот дерьмо…

Застыв в ошеломлении вместе со всеми, он как бы прирос к месту, не веря собственным глазам, не соображая, что видит.

На светофоре загорелся зеленый, машины, фургоны, грузовики поехали. Ронни предположил, что водители ничего не заметили или им просто не видно в лобовые стекла.

Дым на несколько секунд рассеялся, показалась высокая гордая черно-белая антенна на фоне яркого голубого неба. Он узнал Северную башню, которую видел в свой прошлый приезд, и вздохнул с облегчением. Офис Дональда Хэткука в Южной башне. Хорошо. Отлично. Встреча, может быть, все-таки состоится.

Послышался вой сирены, усилился до оглушительного, гулко раскатываясь в царившей вокруг тишине. Ронни оглянулся на сине-белый патрульный автомобиль нью-йоркской полиции с тремя седоками. Сидевший позади наклонился и вытянул шею, приглядываясь. Машина поспешно вильнула на встречную полосу, задев три стоявших в ряд желтых такси, от которых посыпались красные искры, потом резко затормозила со скрипом, протискиваясь между хлебным фургоном, остановившимся «порше» и еще одним желтым такси.