А на книжной полке старая фотка: мы с Коди, обнявшись за плечи, молодые, на залитой солнцем улице -

Я бросаюсь в объяснения насчет той прошлогодней истории когда меня пригласили к ним в тюрьму читать какую-то лекцию о религии – Дэйв Уэйн должен был привезти меня и подождать у тюремной стены, а я пошел бы туда один, наверное с заначенной бутылочкой в кармане для поддержания бодрости духа (думал я), и большие охранники проводили бы меня в актовый зал где сидела бы сотня зэков, в том числе Коди, весь такой гордый, в первом ряду – И я начал бы с того что сам однажды попал в кутузку и не имею никакого права читать им лекцию о религии – Но все они одинокие заключенные и им все равно о чем я говорю – Короче, все уже было решено, и вот настает большое утро, а я вместо этого валяюсь вусмерть пьяный на полу, уже полдень, слишком поздно, тут же на полу Дэйв Уэйн, «Вилли» стоит снаружи готовый везти нас в Сан-Квентин, но уже поздно – Но сейчас Коди говорит: «Ладно, дружище, я все понимаю» – Правда, наш друг Ирвин сделал это, прочел там лекцию, но Ирвин вообще способен на такие вещи, он более общественная личность чем я, он может пойти и прочесть заключенным самые свои безумные стихи, что он и сделал, и весь тюремный двор загудел в возбуждении, хотя по мне все-таки не следовало, вообще я считаю что приходить в тюрьму с воли иначе как на свидание – слишком ЗНАКОВЫЙ поступок – И я говорю об этом Коди, а он не отрываясь от своей шахматной задачки: «Опять пьешь, да?» (что он ненавидит, так это когда я пью).

Мы помогаем ему разогнать «нэш», потом некоторое время пьем и беседуем с Эвелин, красивой блондинкой которую уже хочет молодой Рон Блейк и даже Дэйв Уэйн хочет, но ей не до того, ей утром детей провожать в школу и в танцкласс; все орут как дураки, пытаясь произвести на нее впечатление, а она не замечает никаких намеков и единственное чего хочет – остаться со мной наедине и поговорить о Коди и его последних увлечениях.

В частности Билли Дэбни, его любовница, грозится полностью отнять Коди у Эвелин, но об этом позже.

Потом мы едем на шоссе в сторону Сан-Хосе, к Коди на работу – Он в защитных очках и шурует как Вулкан в своей кузнице, расшвыривая покрышки с фантастической силой, годные в одну высокую кучу, «Эта не годится» – в другую, хрясь, бум, одновременно читая фантастическую длинную лекцию о покрышках, приводящую Дэйва Уэйна в восхищение – («Господи, как он может все это делать, да еще объяснять одновременно») – Но я собственно к тому, что теперь Дэйв понял за что я всегда любил Коди – Вместо желчного отсидевшего бедолаги перед ним великомученик Американской Ночи в защитных очках, который два часа умудряется веселить друзей забавными объяснениями и при этом до йоты выполнять работу за которую ему платят – Срывать покрышки с колес, швырять на станок, управляться с ревущей струей пара и при этом выкрикивать пояснения, бросаться, нагибаться, швырять, сдирать, – пока наконец Дэйв Уэйн не сказал что сейчас просто на месте умрет от смеха или разрыдается.

И мы едем обратно в город, в сумасшедшую меблирашку, где продолжаем пьянствовать, так что я вырубаюсь мертвецки пьяный на полу как обычно в этом доме и просыпаюсь утром со стоном, далеко-далеко от своей чистой лежанки на крылечке в Биг Суре – Ни криков соек, ни журчанья ручья, я опять в этом городе-ловушке, я попал.

Вместо соек и ручья из столовой доносится грохот бутылок, там орет и орудует Лекс Паскаль, я вспоминаю как в прошлом году будущая жена Джерри Вагнера разозлилась на Лекса, швырнула в него через всю комнату полугаллоновой бутылью токайского и попала прямо в глаз, а впоследствии уплыла в Японию и они с Джерри сочетались там браком согласно какой-то невероятной дзенской церемонии, об этом писали во всех газетах, старина же Лекс огреб настоящую рану, я пытаюсь перевязать его в ванной наверху приговаривая: «Уже вроде не кровит, все будет нормально, Лекс» – «Я тоже канадский француз» – говорит он гордо, и когда мы с Дэйвом и Джорджем Басо собираемся обратно в Нью-Йорк, дарит мне на прощанье медальон Святого Христофора – Не в этой сумасшедшей битнической меблирашке, а где-нибудь на ранчо жить бы такому парню как Лекс, сильному, красивому, неутолимо жаждущему вина и женщин – С грохотом бьются бутылки, из колонки гремит «Торжественная месса» Бетховена, и я засыпаю на полу.

Просыпаюсь наутро, конечно со стоном, но предстоит важный день, мы едем в туберкулезную больницу навестить Джорджа Басо – Дэйв возвращает меня к жизни: приносит кофе и вино, на выбор – Каким-то образом я проснулся на полу у Бена Фэгана, видимо разглагольствовал с ним до рассвета о буддизме – тот еще буддист.

Уже сложно, а тут является еще и Джоуи Розенберг, странный паренек из Орегона, длиннобородый, с волосами до плеч как у Рауля Кастро, в прошлом чемпион Калифорнии по прыжкам в высоту среди старших школьников, при росте 5 футов 6 дюймов он умудрялся взять высоту в шесть футов десять дюймов! и теперь легконого приплясывает проявляя свою прыгучесть – Странный спортсмен, внезапно решивший стать эдаким битническим Иисусом, и юные синие глаза действительно светятся искренностью и чистотой – Глаза настолько чисты что дикую шевелюру и бороду как-то не замечаешь, а еще у него драная но по-своему элегантная одежда («Появились новые битники-денди, он один из первых, – сказал мне МакЛир несколько дней спустя, – слыхал? новая странная андерграундная тусовка битников или как их еще назвать, одеваются по-особому лихо, как денди, хотя это может быть просто джинсовый пиджак и блестящие широкие брюки, и всегда какие-нибудь особенные ботинки и рубашки, или скажем роскошные штаны, причем неглаженые, и к ним рваные тапочки») – На Джоуи какое-то мягкое коричневое одеяние типа туники и лас-вегасские спортивные ботинки – И когда взгляд его падает на мои разбитые синие теннисные тапочки, которые я носил в Биг Суре если натирал ноги в каменистых походах, он немедленно предлагает махнуться, меняет шикарные спортивные ботинки (светлой необработанной кожи) на мои дурацкие тесноватые но по-прежнему отличные тапочки которые я ношу так как волдыри с монтерейской трассы все еще дают о себе знать – И мы меняемся – Я спрашиваю о нем Дэйва: Дэйв говорит: «Один из страннейших и милейших людей которых я знаю, появился около недели назад, на вопросы, что он собирается делать, не отвечает, только улыбается – Как-то просто хочет во все врубаться, смотреть, радоваться и никак особенно не высказываться – Предложат ему: «Поехали в Нью-Йорк» – он подпишется тут же – Вроде как странствует, понимаешь, опять же молодость, нам старым мудакам не грех у него поучиться, в том числе вере, у него есть настоящая вера, по глазам видно, он всегда верит, куда и в чем ни шел бы, как Христос, наверное».

Как ни странно, позже мне привиделось во сне будто я иду по полю в Арканзасе и натыкаюсь на странную группу пилигримов, среди них сидит Дэйв Уэйн и говорит мне: «Тс-с, Он спит», «Он» – это Джоуи, а остальные – ученики которые следуют за ним пешком в Нью-Йорк и далее собираются идти по воде на тот берег – Конечно (даже во сне бывает такое) я не верю и поднимаю его на смех, но утром взглянув в глаза Джоуи Розенберга тотчас понимаю что это действительно Он, Иисус, ибо каждый (по законам моего сна) кто глянет в эти глаза немедленно уверует и обратится – Сон продолжается и заходит довольно далеко, в конце концов думающие машины-ЭВМ пытаются поломать это «Второе пришествие» и т.д. (но между прочим наяву я через несколько месяцев дома выбросил его ботинки так как чувствовал что они принесли мне несчастье, уж лучше бы я остался при своих голубых тапочках с дырявыми носами!)