– Всем привет. Я та самая женщина, которая помогла фашистке Харрохак Нонагесимус прийти к власти, – сообщила Гидеон в пустоту. – Да, вселенная сейчас хреновая. Я знала, что так будет. А еще она меня предала, и моим телом выстрелили в направлении солнца.

Харроу подошла слишком близко, и Гидеон сделала то, что раньше сделать не осмеливалась: подняла ржавый меч и коснулась острием лба Харроу. Некромантка не дрогнула, только скривила обведенные черным губы, изображая удивление.

– Я. Тебе. Никогда. Не поверю. Твои обещания ничего не стоят. Тебе нечего мне дать. Я знаю, что ты сделаешь, получив хотя бы тень шанса.

Харроу посмотрела Гидеон в глаза, не обращая внимания на приставленный к черепу клинок.

– Ой, я, кажется, задела твои чувства.

Меч в руке Гидеон не дрогнул.

– Я ревела часами.

– Я еще много раз заставлю тебя плакать.

Тут послышался голос Агламены:

– Положи эту чертову штуку, видеть не могу, как ты ее держишь.

А потом она добавила, удивив Гидеон:

– Обдумай это предложение, Нав.

Гидеон посмотрела Харроу за спину, опустила никчемный клинок и бросила его в ближайшую нишу, не вкладывая в ножны.

– Капитан, пожалуйста, не надо защищать эту тупую идею.

– А у нас нет идеи лучше, Нав. Наша Госпожа покидает планету, коротко говоря. Ты можешь остаться здесь, в Доме, который ненавидишь, или завоевать свободу на службе Дому, который ненавидишь. Это твой единственный шанс убраться отсюда и обрести свободу честным путем.

Харрохак открыла рот, но, к еще большему удивлению Гидеон, Агламена остановила ее жестом. Осторожно отодвинув ржавые мечи в сторону, старуха распрямила больную ногу и, опершись здоровой о стену, с трудом встала, звеня кольчугой и скрипя костями.

– До Дома тебе нет дела, и отлично. Это твой шанс показать, чего стоишь ты сама.

– Я не собираюсь помогать Нонагесимус становиться ликтором. Она меня в расход пустит.

– Твоими побегами я недовольна, – сказала Агламена. – Они были непристойны и жалки. Но, – она повернулась ко второй девушке, – при всем моем уважении, вы, госпожа моя, обходились с ней слишком круто. Мне не нравится этот план. Будь я на десять лет моложе, я бы просила вас снизойти до меня и взять меня с собой. Но вы не удостоили ее вниманием, так что это придется сделать мне.

– В самом деле? – переспросила Харроу. Голос ее показался до странности мягким. Черные глаза высматривали что-то в капитане стражи – и не находили этого.

– Да, – ответила Агламена. – Вы оставите меня и Крукса отвечать за Дом. Если бы я пообещала свободу Гидеон Нав и не даровала бы ее, тогда, прошу прощения за неблагодарность, я предала бы себя. Вашего верного слугу и в прошлом слугу вашей матери.

Харрохак ничего не ответила. Лицо у нее было постное и задумчивое, но Гидеон это не обманывало: именно с таким лицом Харроу обычно задумывала самые злобные мерзости. Но сама Гидеон вдруг потеряла способность ясно мыслить. Волна темно-красного жара залила ее шею и залила бы и щеки, если бы Гидеон позволила, так что она натянула капюшон и промолчала. На свою учительницу она старалась не смотреть.

– Если она вам послужит, вы должны ее отпустить, – твердо сказала Агламена.

– Конечно.

– Дав торжественное обещание Девятого дома.

– Если она это сделает, то получит что угодно, – легко – слишком легко – ответила Харрохак. – У нее слава будет литься из всех дырок. Пусть делает что хочет и становится кем хочет, но лучше бы подальше от меня. Где-нибудь на другой стороне галактики.

– Тогда я благодарю вас за милосердие и щедрость и считаю дело улаженным, – сказала Агламена.

«Это с чего бы? Я точно на эту хрень не согласилась».

Обе не обращали внимания на Гидеон.

– Вернемся к изначальной проблеме, – сказала старуха, с трудом усаживаясь обратно к мечам и ножам. – Нав не учили тому, чему учили Ортуса, – ни наукам, ни обращению с оружием. Ее готовили в тяжелую пехоту.

– О первом забудь, ее душевные расстройства вполне смогут это компенсировать. Меня интересует второе: насколько обычному мечнику тяжело переключиться с двуручного клинка на рыцарскую рапиру?

– Обычному мечнику? Достичь уровня первого рыцаря Дома? Понадобятся годы. А у Нав уйдет месяца три.

(Тут Гидеон ненадолго умерла от счастья и ожила только от все растущего ужаса перед грядущим.)

– …и ее можно дотянуть до уровня самого слабого и жалкого из нынешних рыцарей.

– Ой, глупости какие, – томно сказала Харроу. – Она же гений. Если ее правильно мотивировать, она может орудовать двумя мечами в каждой руке и еще одним в зубах. Пока мы все постигали здравый смысл, она занималась фехтованием. Я права, Сито?

– Я еще ни хрена не согласилась, – ответила Гидеон. – И мне пофиг, какими должны быть крутые рыцари, меня рапиры бесят. От этих скачков туда-сюда голова кружится. Хорошему мечнику подобает двуручный меч.

– Не могу не согласиться, – сказала ее учительница. – Но рыцарь Дома, если его правильно учили, чертовски опасен и чертовски красив. Мне приходилось видеть, как сражался в молодости первый рыцарь Второго дома, и, видит бог, я никогда этого не забуду.

Харроу описывала по камере маленькие круги.

– Но ведь можно дотянуть ее до того, чтобы она хотя бы издали походила на обученного рыцаря Девятого дома?

– Репутация первых рыцарей Девятого дома уже не та, что в дни Матфия Нониуса, а с тех времен миновала уже тысяча лет. Ожидания невелики. Но даже при этом нам понадобится удача.

Гидеон отлепилась от колонны, похрустела пальцами, растягивая застывшие на холоде мышцы, покрутила шеей, повела плечами и скинула робу.

– Я, конечно, обожаю, когда все вокруг вслух рассуждают, как я плоха в своем деле, но все-таки обидно. – Она подхватила отвергнутый клинок, взвесила его в ладони, отмечая идиотскую легкость, и приняла стойку, которая показалась ей правильной.

– Как тебе, капитан?

Агламена фыркнула, грустно и с явным отвращением.

– А второй рукой ты что делаешь?

Гидеон что-то сделала.

– Господи, нет. Просто опусти ее, пока я не покажу, как надо.

– Меч и зелье, – с нажимом сказала Харрохак.

– Меч и кастет, Госпожа моя, – возразила Агламена. – И я сильно опускаю свои стандарты.

– Я все еще не согласилась, – напомнила Гидеон.

Преподобная дочь двинулась к ней прямо по разбросанным клинкам и остановилась только рядом с колонной, в которую Гидеон рефлекторно вжалась спиной. Они долго изучали друг друга, пока у Гидеон от холода катакомб не застучали зубы. Харроу изогнула губы в короткой милостивой улыбке: