— Он рекомендует осьминога, пойманного сегодня утром, — перевел Поль. — В собственном черном соку, с картофелем. Справитесь?

— Во всяком случае, постараюсь.

Поль улыбнулся. Он доверял Улле не больше, чем она ему, но эта женщина ему нравится.

— Рад за вас. Похоже, мы все-таки сможем стать друзьями. — Он повернулся к официанту, заказал осьминога, а для начала велел принести салат из баклажанов и графин «пино блан». Когда официант принес вино и разлил его, Поль поднял свой бокал. — Ваше здоровье.

— Спасибо.

— Как вино?

— Замечательное, — сказала она, сделав глоток. — Очень легкое и освежающее.

Поль решил, что настало время для следующего шага.

— Вы меня заинтриговали. Никогда бы не сказал, что вы с Юлией двоюродные сестры. У вас нет ничего общего. Вы хорошо с ней ладите?

— Да, — ответила Улла. — Но только потому, что редко бываем вместе. Пару дней мы еще можем вытерпеть, а потом начинаем грызться. Через неделю мы готовы поотрывать друг другу руки и ноги.

— Почему?

Улла отвела взгляд и сделала глоток вина, пытаясь найти подходящий ответ.

— Мы по-разному… смотрим на жизнь.

— Как именно?

— Ну… вы были женаты на ней и провели все утро со мной. Я думаю, разница очевидна.

— Если говорить о внешности, то у Юлии она более броская.

— Иными словами, она красивее. — Улла пожала плечами. — Что ж, вы правы. Я знала это всю жизнь.

Если так, то ты жестоко ошибалась, подумал он. На первый взгляд Юлия кажется более яркой и красивой, но потом замечаешь, что глаза у нее маленькие, просто искусно подведенные, а нижняя губка обязана своей пухлостью не столько чувственности, сколько капризности. К сорока годам проявится ее подлинная сущность: она станет толстой и сварливой каргой.

А в чертах Уллы есть тонкость, которая с возрастом только усиливается. Одного изящного подбородка и высоких скул достаточно, чтобы обратить на нее внимание. Большие глаза, окаймленные пушистыми ресницами, свидетельствуют о доброте и страстности. А губы так и хочется поцеловать… Полю пришлось отвернуться, чтобы не выдать себя.

Конечно, со временем он ее поцелует, но выдавать свои планы до срока не годится.

— Дело не во внешности, — сказал он, снова наполнив ее бокал. — Она не такая холодная и отчужденная. Менее заторможенная. Мне кажется, вы чем-то подавлены.

Похоже, глоток вина добавил Улле храбрости.

— Потому что мне с вами неловко, — сказала она, посмотрев Полю в глаза.

— Почему?

Она снова мучительно покраснела.

— Неважно.

— Догадываюсь, — сказал он, прекрасно понимая в чем дело. — Не потому ли, что сегодня утром вы подглядывали за мной с балкона?

Улла высокомерно вздернула подбородок.

— Я не подглядывала. Но была бы вам признательна, если бы в следующий раз вы не так вызывающе… выставляли себя напоказ.

— Иными словами, был целомудреннее. — Он едва не расхохотался. — Это больше не повторится. Теперь я буду плавать в другом месте.

— У вас есть бассейн?

— Нет. Естественный пруд в южной части участка. Я провел туда морскую воду.

— Тогда почему вы им не пользуетесь?

— Потому что люблю море. Обожаю плавать на дальние дистанции против течения. Но спуститься на берег можно только у вас под окнами.

— Раз так, не обращайте на меня внимания. Просто… оглядывайтесь по сторонам.

— Гораздо проще не смотреть на меня, — лукаво улыбнувшись, парировал Поль.

Она со стуком поставила бокал.

— Может быть, сменим тему?

— Конечно. Вы с Юлией по-разному смотрите на жизнь. В чем состоит эта разница?

— Например, в том, что она способна полюбить мужчину, будучи беременной от другого!

— Когда возник из небытия этот ее новый супруг? — небрежно спросил Поль, не показывая, до какой степени его интересует этот вопрос.

— Точно не знаю. — Она наморщила лоб и закусила губу. — Кажется, впервые я услышала о нем еще до рождения Хельги. Наверно, мое отношение к этому браку и было причиной того, что меня не пригласили на свадьбу. А о Хельге я узнала лишь через месяц после ее рождения.

— И вы тоже? — Поль не сумел скрыть удивления. — Вам не кажется странным, что она так долго скрывала это от родных?

— Ну, вы же знаете Юлию, — ответила Улла, сделав еще глоток. — Когда она на кого-то дуется, то не скоро отходит.

— О да! Я прожил с ней достаточно. Но мне кажется, что здесь сыграл свою роль сам факт беременности. Нелегко начать новую жизнь, когда тащишь с собой старый багаж… — Поль откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на Уллу. — Как, по-вашему, Юлия хорошая мать?

— О да! Она очень заботится о девочке. Даже наняла в агентстве няню на те дни, когда должна работать.

— Очень трогательно… А как к этому относится ее новый муж?

— Кажется, он ничего не имеет против того, что вместе с женой получил и ребенка. — Улла снова нахмурилась. — Впрочем, теперь я припоминаю, что перспектива вашего приезда в Стокгольм у него восторга не вызвала.

— Может быть, ему просто не хотелось видеть своего предшественника.

— Может быть. Не все мужчины уверены в себе так же, как вы.

Поль засмеялся.

— Кажется, вы сказали мне комплимент, мадемуазель?

— И не думала! — быстро ответила Улла. — Просто вы уже сделали карьеру, а он еще нет. Но это вовсе не значит, что ему не хватает мужественности.

Поль хмыкнул.

— И чем, по-вашему, она измеряется? — с искренним любопытством спросил он.

— Во всяком случае, не деньгами и не властью, — без промедления сказала она.

— А чем же тогда?

— Способностью любить. Добротой, преданностью, внутренней силой. Широтой души. Смелостью, позволяющей делиться своей болью и страхами с любимой женщиной.

— Большинству мужчин это трудно. Мы не любим признаваться в собственной слабости.

— Я не считаю это слабостью. Иногда обстоятельства бывают сильнее человека. Чтобы осознать это, требуется мужество.

Ее ответ заставил Поля нахмуриться. Похоже, она правильно угадала его характер. Он привык держать свои чувства в кулаке. И не привык делиться своими мыслями.

Признаваться в слабости… Ничего себе! Мужчина остается мужчиной до тех пор, пока притворяется непобедимым. Обнаруживая слабость или проявляя сомнения, он подставляет себя под удар врага. Хотя враги Поля предусмотрительно скрываются, но все же они существуют. Богатым всегда завидуют.