Нет, с этой стервой надо рвать!

Костя Фомич яростно втоптал папиросу в пол. А вот незнакомца не мешало бы прощупать как следует. Первачком его залить до самого горла, а там он спьяну сам все выложит как на духу. А первачок у Елизаветы Михайловны отменный, еще и не таким прытким языки развязывал. Да и картишки могут в этом посодействовать. Для жигана карты — первое дело. А если не умеет стирки держать — значит, чужой!

Константин вышел на улицу. Расторопный шкет тут же волчком подкатил к его ногам.

— Ничего не заметил? — спросил Фомич.

— Тишина, как на кладбище, Фомич, — уверил постреленок.

— Типун тебе, — невольно выругался Константин, — ты, Сявка, за пришлыми следи, мало ли чего.

— Чужаков нынче немного, — пояснил Сявка. — Шестеро в ночлежке, а четверо в борделе у мадам Зуевой остановились.

— И что они там? — насторожился Фомич.

— Те, что в борделе? Знамо чего, — важно отвечал постреленок, — до барышень большой интерес. Мадам Зубова свеженьких девок привезла из-под Ярославля. Кому девичьего мясца попробовать не охота! — веско высказался шкет.

— А ты что, уже пробовал? — с интересом посмотрел Фомич на пацаненка.

— А то! Разве я хуже других? — обиделся подросток. — Уже год как с бабой живу.

— Сколько же тебе лет, Сявка?

Пацаненок утер пальцем влагу, выступившую под носом.

— Тринадцать. А моей бабе тридцать будет. Вот такая здоровущая, — развел он руками, — и не обхватишь. А баба она с пониманием, и накормит, и спать уложит…

— Кто же она такая?

Разговор неожиданно увлек Фомича. У него пропало ощущение, что разговаривает он с мальчишкой. Просто сошлись два мужика и накоротке решили потолковать о бабьих прелестях.

— А она здешняя, с Хитровки, — лениво отозвался пострелец, — пирожками на базаре торгует… с капустой, — сладко проглотил он слюну. — Варькой зовут.

Константин Фомич невольно улыбнулся. Варька Капустница на Хитровке личностью была известной и специализировалась на подростках. Многие из жиганов вспоминали ее со щемящей тоской и по сей день обращались к ней не иначе, как мамка. А после удачных налетов одаривали платками и золотыми безделушками. Имея такое покровительство из бывших и вошедших в силу любовников, она чувствовала на Хитровке себя уверенно: никто не осмеливался обидеть ее даже худым словом. А если бы подобное произошло, то злыдень накликал бы на себя немилость многих жиганов и в подворотнях на улицах Хитровки еще на один неопознанный труп сделалось бы больше.

Косте Фомичу и самому удалось попробовать прелести Капустницы, и он убедился, что в искусах любви во всей Хитровке ей нет равных! Но продолжать связь он не желал, опасаясь получить финку в бок вот от такого же сопливого ревнивца.

В последние месяцы Варька Капустница быстро стала набирать вес, и если так пойдет и дальше, то через год-два она сумеет потеснить с пьедестала непотопляемую мадам Трегубову.

— Молодец, хорошая у тебя баба, — одобрил выбор пацана Константин.

— А то! — воскликнул Сявка, оставшийся доволен похвалой авторитетного жигана. — Прежде чем Варьку разложить, мне пришлось месяца два ее охмурять. То крендель ей поднесу, то монету какую-нибудь подарю. А когда однажды срезал золотые котлы у одного захарчеванного фраера, так сразу ей в подарок принес, — не без гордости продолжал пацан. — Ну, здесь она не устояла. Пирожки свои тут же сложила, и мы с ней на хату пошли.

Костя Фомич вновь улыбнулся, представив, какой нелепой выглядела возлюбленная пара: огромная, раздобревшая на пирожках Варька и худенький подросток, едва дотягивающийся макушкой до ее увесистых грудей.

Впрочем, Хитровка — страна контрастов, здесь еще и не такие чудеса случаются.

— Ладно, что там еще заметил? — потерял интерес к похождениям мальца Фомич.

— На малину к Федоре трое жиганов зашли. Раньше я их здесь не видел. Уркачи к ним подвалили, спросили, откель гости, а они говорят, что из Мурома.

— Точно жиганы, не легавые? — скрывая тревогу, спросил Фомич.

— Не похоже… По фене толково ботают и держаться умеют. У двоих наколки блатные. Третий постарше, говорит, на каторге чалился.

— Из уркачей к ним кто подходил?

— Степка Кривой и Гришуня Вяземский.

— Это хорошо. Они легавую породу за версту чуют. Значит, свои. А ты молодец, вот возьми за труды, — сунул Костя Фомич мальцу рубль. — Накажи своим чиграшам в оба глядеть.

— О чем речь, Фомич, — заныкал в карман рубль довольный шкет. — Будут смотреть как надо, а если что, сам глаз вырву, — кровожадно пообещал хлопчик.

Фомич довольно хмыкнул — достойная смена растет.

— Ты с бабами-то не очень, — на прощание серьезно сказал Костя Фомич.

— А что так? — удивился шалопай, чуть подвинув сползшую на глаза кепку.

— Воровать разучишься, если всю силу на бабах оставишь. — И, весело расхохотавшись, распахнул дверь, оставив Сявку в полном недоумении.

Он уверенно прошел по коридору. В комнату переговоров хотелось войти неожиданно. У самого порога лежала скрипучая доска, и он предусмотрительно перешагнул ее. Прислушался к голосам в комнате. Ничего настораживающего. Макар Хрящ травил какую-то воровскую байку и, похоже, был очень доволен собой.

Константин шумно отворил дверь и, едва поздоровавшись, прошел в комнату, по-хозяйски развалившись в свободном кресле сбоку от Макара. Хрящ встретил его появление полнейшим равнодушием, он даже не повернулся в его сторону, и это демонстративное пренебрежение неприятно покоробило Костю Фомича.

Константин порылся в карманах, стараясь не сводить с жигана взгляда, выудил зажигалку и, шумно чиркнув, закурил папироску.

— Ты бы, Лизонька, познакомила меня, что ли, со своим гостем, — произнес Фомич.

— А ведь правда! — всполошилась Трегубова и, задержав взгляд на Макаре, заговорила на полтона ниже: — Макар Хрящ, гость наш питерский… А вот это и есть тот человек, что на Кирьяна тебя выведет. С ним можешь говорить о деле. Его зовут Костя Фомич. Может, слыхал о таком?

Макар Хрящ медленно повернулся. Фомич сразу отметил, что гость обладал повадками вожака стаи, привыкшего, что всякий самец при его появлении обязан был спрятать свой взгляд. Константину стоило немалого труда, чтобы выдержать обжигающую смоль нацеленных глаз.

— Слыхал, — лениво процедил сквозь зубы Хрящ. — Меховой магазин на Большой Дмитровке — твоя работа.

— Точно, — удивился жиган, невольно исполнившись уважением к залетному гостю. — Откуда знаешь?

— Я, брат, много чего знаю, а только хочу предупредить тебя, что твои людишки после двух литров пива становятся очень болтливыми. Я бы на твоем месте языки им поукоротил… И чем скорее, тем лучше. — Усмехнувшись, Хрящ добавил: — Если сам без языка не хочешь остаться.