— Похоже, — сказал он, — отец хочет сообщить мне нечто важное. Не могли бы вы оба поехать со мной в Бюжей?

Ни Рауль, ни Дюрбан ехать никуда не собирались. Рауль в то время только что устроился на работу и не мог уделять отцу много времени, а Дюрбан не желал оставлять свой книжный магазин ради прихоти старика.

— Ты знаешь, о чем пойдет речь? — спросил Рауль.

— Думаю, он хочет поговорить о своем завещании.

Дюрбан замолчал, вынул изо рта сигару и мизинцем стряхнул с нее пепел. А потом слегка повернул голову в мою сторону.

— Ох уж это завещание! Бедный старик был страшно озабочен этой темой. Заметьте себе, мсье Робьон, что закон никому не позволяет распоряжаться своим состоянием как Бог на душу положит. Существуют положения, защищающие права наследников. Правда, сохраняется возможность делать пожертвования — конечно, в определенных пределах; однако для моего дяди проблема завещания стала своего рода манией: он возвращался к ней как минимум раз в полгода. Для него это было поводом лишний раз сделать внушение сыну. Примирить отца с сыном не было никакой возможности. Отец называл Ролана «артистом», а тот его — исключительно «их светлостью».

Дюрбан тихонько хмыкнул, снова затянулся сигарой и выпустил удивительно ровное колечко дыма. Потом продолжил свой рассказ.

— Поезжай один, — посоветовал Рауль. — Ведь не съест же он тебя.

— Может, и не съест, но я сыт по горло этими разговорами. И потом, в августе Бюжей еще ничего, но весной, пока не начался купальный сезон, он ужасен.

— Ты давно не видео отца? — спросил Рауль.

— Больше года.

— Я тоже нечасто у него бываю…

Дюрбан замолчал. Некоторое время он размышлял, следя глазами за пролетавшей над садом чайкой. Потом продолжил:

— Вам, наверное, обо всем этом рассказывал мэтр Робьон.

— Он никогда ничего не рассказывает! — выпалил я. — Но меня эта история очень занимает.

— Я вам не надоел? Может быть, вам хочется искупаться?

— О нет! Вы так интересно рассказываете!

Снова три идеально круглых кольца дыма, таких ровных, что их, кажется, можно было бы нанизать на палочку.

Дюрбан снова заговорил:

— Временами я думаю, что мы были несправедливы к старику. Его действительно нелегко было вынести, но, согласитесь, это еще не причина, чтобы бросать его совсем одного. Особенно это относится к Ролану, ведь он был его единственным сыном. В детстве Ролан был способным мальчиком, но ни на чем не мог сосредоточиться. А теперь он делает оловянных солдатиков. Вот горе — то!

— Вы думаете, он сошел с ума?

— Конечно, нет. Это он так себя наказывает. Ролан вбил себе в голову, что все произошло по его вине… Да, так на чем я остановился?

— На том, что вы не хотели сопровождать Ролана в Бюжей.

— Да, — но он нас так упрашивал, что в конце концов мы согласились…»

Франсуа потянулся, сосчитал исписанные страницы и пробормотал:

— Ну надо же! Прямо Бальзак, честное слово! Он потер глаза, посмотрел на часы и снова взялся за ручку.

«Может, тебе все это вовсе не интересно? Какое, спрашивается, тебе дело до семейства Шальмонов? Но меня эта история совсем захватила, я просто одержим ею и не хочу упустить ни малейшей подробности. И я волнуюсь, старик, как никогда раньше. Не знаю даже, как тебе это объяснить. Сейчас ты узнаешь эту историю из уст кузена Дюрбана так, как услышал ее я.

Так вот, втроем они прибыли в Бюжей, ужасно злые, потому что вымокли по дороге под проливным дождем, а кроме того, их машина дважды застревала. Дальше дело было так:

— Здравствуй, папа.

— Здравствуй, дедушка.

— Здравствуй, дядя.

Они пожали друг другу руки, но целоваться не стали: уже вышли из этого возраста.

Обед был приготовлен в кухне. В ту пору у старика были только старая служанка Ивонн и садовник Альфонс, который все делал по дому. Ну и Симон, разумеется; Симон — это особый случай. Он никогда в жизни не покидал Бюжей; здесь он родился, вырос и стал как бы частью замка. После убийства хозяина Ивонн и Альфонс покинули дом, а Симон остался. Он каждый день украшает цветами могилу своего хозяина. Кстати, оказывается, старый Шальмон похоронен здесь же, в глубине парка.

Дюрбан перестал дымит сигарой и несколько мгновений сидел с закрытыми глазами. Знаешь, старик, я, как и ты, не люблю, когда рассказчик вдруг останавливается на самом интересном месте, но я не решился напомнить ему о себе. Говоря со мной, он как будто беседовал сам с собой.

Через некоторое время он открыл глаза и заговорил снова:

— У меня до сих пор стоит перед глазами эта картина. Мы сидели вокруг стола; обед проходил в почти полном молчании, что, однако, не мешало нам с Роланом и Раулем время от времени обмениваться то ироничными, то удрученными взглядами. Похоже было, что мой старый дядя, исхудавший за последнее время еще больше, чем — то явно озабочен. Он едва притронулся к морковному пюре, которое было приготовлено специально для него, и мы даже забеспокоились, не болен ли он. Незадолго до десерта он сказал, обращаясь ко всем, а не только к сыну: «Если не начать действовать, Бюжей погибнет. Но я уже слишком стар». После этого он выпил несколько глотков вина, свирепо оглядел нас и встал. Ролан тоже поднялся, однако отец его остановил: «Пока я еще способен ходить самостоятельно. Зайди ко мне в комнату, когда закончите есть. И проверьте, хорошо ли заперты двери». Держась за перила, он тяжело поднялся по лестнице; Ролан и я следовали за ним в некотором отдалении, чтобы подхватить его, если он упадет. Его комната находилась на втором этаже слева. Кстати, она видна отсюда. Видите вон те окна, обвитые плющом?

Я едва удержался, чтобы не сказать ему, что знаю эту комнату и что его старый дядя еще там…

— Ролан оставил эти покои без изменений, — продолжал Дюрбан. — Что ж, это его право… Итак, мы втроем снова сели за стол, и на этот раз разговор завязался. Мы все были обеспокоены видом старика. «Похоже, с ним что — то не то, — сказал Ролан. — Я понимаю, в таком возрасте трудно выглядеть молодцом, но мне кажется, что тут есть еще какая — то причина…»

Он позвал служанку и расспросил ее, но она ничего интересного не сообщила. Нет, к врачу хозяин не обращался. Нет, не было никаких необычных визитов. Не приходил даже нотариус, и никто из соседей тоже. Нет, он ни на что не жаловался. Нет, вроде он такой же, как обычно.

— Но послушайте же наконец! — не выдержал Ролан. — Вы же должны были заметить, как он изменился за последнее время!

Нет, она ничего такого не заметила.

— Раньше его никогда не волновало, хорошо ли заперты двери, — продолжал Ролан. — Это что — то новенькое.

— Это потому, что Симон немного нездоров, — пояснила служанка.