Ослушаться я, конечно, не осмелилась, поэтому поторопилась в ректорский кабинет, надеясь, что Фарлаг не задержит меня надолго и я не опоздаю на третью лекцию.

Постучавшись и дождавшись лаконичного: «Войдите», я толкнула дверь и замерла у порога, замечая, что ректор не один.

– Вы меня вызывали, сэр?

Мужчина, сидевший в кресле посетителя, которых сегодня перед столом ректора оказалось два, повернулся ко мне. Только тогда я его узнала: это был Рон Кобал, какой-то старинный знакомый мамы. Он иногда бывал у нас в гостях, я помнила его с раннего детства, но последний раз видела лет пять назад.

– Тара, дорогая! – он подскочил с кресла и обнял меня, крепко прижав к груди, насколько позволял довольно объемный живот. На его лысине сверкали капельки пота, несмотря на то, что в ректорском кабинете, как и почти везде в Лексе, было довольно прохладно.

Я смущенно отстранилась, краем глаза заметив, что Фарлаг недовольно поморщился от пронзительного восклицания и помассировал пальцами висок.

– Господин Кобал, – довольно резко окликнул он, – я пошел вам навстречу и разрешил увидеться с госпожой Роук в непредназначенное для этого время, но не надо злоупотреблять моей добротой. Госпожа Роук, сядьте.

Он взглядом показал мне на второе кресло. Я поспешно выполнила его указание, гадая, что могло привести господина Кобала ко мне. Это могло быть только что-то очень важное, иначе ректор велел бы ему дожидаться дня, в которые обычно выдавалось разрешение на посещение Лекса.

Кобал сел на свое место, на его лице появилось печальное выражение.

– Тара, во-первых, прими мои искренние соболезнования по поводу смерти твоей мамы. К сожалению, я был за Занавесью, когда это случилось, и не знал про похороны.

Я почувствовала, что на грудь мне словно положили тяжелый камень и меня придавило им, пришлось потрудиться, чтобы сделать вдох. Так происходило постоянно, стоило мне вспомнить о маме. А еще я почувствовала внимательный взгляд ректора, но усилием воли заставила себя не поворачивать голову в его сторону.

Господину Кобалу я только кивнула в знак благодарности, и он продолжил:

– Когда-то давно твоя мама отдала мне на хранение… шкатулку, скажем так. Уж не знаю, почему она не хотела хранить это дома, я не заглядывал внутрь, как она просила. Но я подумал, что теперь… когда ее не стало, ты имеешь право получить ее.

Он взял со стола ректора сверток, который положил туда, очевидно, перед тем как я пришла, и протянул его мне. Если это была шкатулка, то довольно необычной формы: широкая и плоская. К тому же я никогда не видела, чтобы шкатулки заворачивали в плотную коричневую бумагу. Любопытство разрывало меня на части, хотелось немедленно вскрыть упаковку и посмотреть, что внутри, но мне не хотелось делать это при посторонних. Поэтому я положила сверток на колени и лаконично поблагодарила Кобала.

Тот снова горестно покивал, а потом внезапно заметил:

– Гэб очень удивлен твоим решением перевестись в Лекс. Да и я тоже. А как же свадьба? Неужели твой жених будет ждать целый год?

Я вздрогнула, физически ощущая удивление Фарлага. Его взгляд прожигал мне щеку. Пришлось с силой сцепить пальцы рук и надеяться, что ответ прозвучит спокойно и уверенно:

– Свадьбы не будет, господин Кобал. Если я когда-нибудь и выйду замуж, то только за того, кого выберу сама. А не мой отец или кто-либо еще.

Кобал вздохнул и снова активно закивал, на этот раз согласно и сочувственно, а потом торопливо поднялся на ноги.

– Что ж, не буду более задерживать тебя и господина ректора. Благодарю за возможность встретиться с Тарой, – эти слова он уже адресовал Фарлагу.

Тот в ответ только лениво опустил ресницы, я даже кивком это не смогла бы назвать. Кобал направился к двери, и я тоже встала, намереваясь последовать за ним, но ректор остановил меня:

– Роук, сядьте. Я вас не отпускал.

Я обреченно опустилась обратно в кресло, стараясь сохранять спокойствие. Когда за Кобалом закрылась дверь, Фарлаг поинтересовался:

– Я надеюсь, вы перевелись в Лекс не для того, чтобы спрятаться здесь от неугодного жениха?

– Нет, сэр, – поспешно ответила я, выдерживая его взгляд.

– Кстати, чем вам не угодил жених?

Он сверлил меня взглядом из-под полуопущенных ресниц, поглаживая пальцами небритый подбородок. Его вопрос меня удивил, потому что я не представляла, по какой причине ректору Лекса это может быть интересно. И все же мне не хотелось испытывать его терпение, поэтому я постаралась ответить максимально лаконично и максимально честно:

– Я его не люблю, сэр.

– Считаете, что в брак надо вступать по большой любви? – презрительно хмыкнул Фарлаг.

А я только сейчас осознала, что на его руке нет обручального кольца, хотя Алек упоминал, что он женат. Или был женат? Может быть, развелся или овдовел? Жена могла бросить его после того, как он попал под проклятие.

– Честно говоря, сэр, я вообще не уверена в том, что в брак так уж необходимо вступать.

Его глаза снова немного сузились, что, как я уже поняла, у него означало смесь удивления с недоверием, а потом он махнул рукой и велел:

– Идите.

Я торопливо сорвалась с места и бросилась к двери, пока он не передумал, но все равно не успела. Его оклик настиг меня еще до того, как я коснулась блестящей позолотой ручки.

– Тара!

Сердце ухнуло куда-то вниз и забилось в животе, когда я замерла и медленно обернулась к нему. С чего ему вдруг называть меня по имени?

– Да, сэр?

– Я не знал, что у вас умерла мать, – неожиданно изрек он, глядя почему-то не на меня, а на сверток, который я прижимала к груди. – Мне… очень жаль.

Я не совсем поняла, о чем он жалеет: о том, что я осталась без матери, или о том, что он об этом не знал. Может быть, он имел в виду, что если бы знал, вел бы себя иначе во время собеседования? В любом случае я смогла ответить только одно:

– Мне тоже. Сэр.

* * *

Как бы сильно сверток ни жег мне руки, выскочив из кабинета ректора, я побежала к аудитории, где должна была проходить следующая лекция. Сверток я засунула в сумку и всю лекцию думала о нем, с трудом записывая за преподавателем, но при этом почти ничего не понимая.

Когда лекция закончилась, меня уже разрывало на части от любопытства. Сил терпеть не осталось, поэтому вместо того, чтобы идти в свою комнату, я добежала до ближайшего кафе, взяла за стойкой чашку чая и забилась в самый угол. К счастью, в зале в это время сидели только трое молодых людей, кажется, даже с моего курса. Они то ли прогуливали предыдущую лекцию, то ли у них ее вовсе не было, на меня никто из них внимания не обратил.

Достав сверток из сумки, я нетерпеливо сорвала плотную бумагу. Это была никакая не шкатулка. В моих руках оказалась жестяная плоская коробка, в какой продаются конфеты или печенье. С замиранием сердца я осторожно открыла ее, толком не понимая, почему так волнуюсь. Наверное, просто потому, что это был кусочек маминой жизни, которую я не знала. Которую она прятала.