Я замечательно себя чувствовала и объедала, наверно, пол-Италии. Без малейших колебаний предавалась обжорству в любое время дня и ночи, особенно налегая на сладкое. Однажды Дэнни застал меня с шоколадкой в каждой руке. За четыре месяца я набрала восемнадцать фунтов.

В отличие от большинства беременных я чувствовала себя превосходно и была полна сил. Даже взяла дополнительные группы в школе, и весь флирт прошлого года быстро сошел на нет, когда студенты заметили, что я «инчинта».

Первый из моих, по выражению Дэнни, «ясмудских снов» приснился мне в Милане ранней весной, в первую же ночь, когда мы оставили окна нашей спальни открытыми.

Итак, начало: я сижу в салоне самолета и разглядываю в иллюминатор незнакомый аэропорт, над которым мы кружим. Потом я повернулась к ребенку в соседнем кресле. Откуда-то мне было известно, что это мой сын. Его звали Пепси. Он походил на маленького ирландца: курчавый шатен с голубыми глазами, полными чертиков и любопытства. Я тут же обняла его за плечи и привлекла к себе, чтобы он тоже взглянул в иллюминатор. Самолет начал снижение, а я заговорила:

— Помню, когда-то в море было полным-полно рыб с загадочными названиями — мудрагора, кукуроза, ясмуда — и можно было почти целый день ничего не делать. Облака плыли по небу, как корабельные форштевни. Музыка их лилась печально и серебристо. Твой отец водил юркую спортивную машину, которая гудела, как пчелка, и возил меня всюду, куда мне захочется.

Вот, собственно, и все. Больше ничего не происходило, по крайней мере, это было все, что я помнила, проснувшись на следующее утро. Дэнни уже встал и, когда я восторженно рассказала ему свой сон, только переспросил:

— Ясмуда?

Я была горда своим бессознательным достижением и заявила Дэнни, что он просто ревнует. Выбравшись из-под одеяла, я записала сон во всех подробностях, что было несложно, поскольку воспоминание оставалось очень ярким. Я понятия не имела, к чему бы это все, но и что с того? Сотворив рыбу ясмуду и сына по имени Пепси, я почувствовала себя странно и очень своеобразно.

Иногда сны кусаются как блохи и оставляют по всей коже маленькие зудящие бугорки. Но вы понимаете, что вам это только кажется: просто мозг избавляется от лишнего хлама… Прекрасно понимаете — но от этого ничуть не легче. Подобно блошиному укусу, сновидение оставляет бугорок, который почти невозможно игнорировать. Мне жутко хотелось знать, куда самолет заходил на посадку; хотелось побольше разузнать о Пепси… о Пепси Джеймсе?

Дэнни предположил, что это все физиология пошаливает, но меня такое объяснение не устраивало. Я была убеждена, что происходит нечто куда более занимательное, и твердо вознамерилась выяснить, что именно.

Несколькими ночами позже я получила ответ на часть своих вопросов. Как обычно, я выпила за обедом два бокала вина, но вместо привычной уютной теплоты ощутила свинцовую тяжесть в голове и немедленно отправилась на боковую.

— Мам, а снег будет?

— Да, Пепси, и еще звери. Ты с ними обязательно подружишься, и вдобавок будет снег. Они нас ждали.

Самолет — только сейчас я заметила, что он винтовой, — быстро снижался. От резкого падения высоты меня стало подташнивать. Я выглянула в иллюминатор, и увиденное поразило меня до глубины души, придав сил: все поле было занято исполинскими зверями, крупнее натуральной величины, крупнее, чем это может представиться даже во сне. С высоты в сотни футов я видела их морды, обращенные к небу, к нам. Глаза их — самые маленькие размером с октябрьскую тыкву — светились радостным предвкушением. Они не просто ждали самолет; они ждали нас.

Пепси растянулся у меня на коленях, завороженно прилипнув носом к иллюминатору.

— Мам, и ты их всех знаешь? Каждого-каждого? Взъерошив его кудри, я ткнула пальцем в иллюминатор:

— Видишь огромную собаку, вон там?

— Да! В шляпе!

— Это мистер Трейси. Он будет нашим проводником.

— Мистер Трейси?! Каллен, свет жизни моей, на будущее давай ограничиваться одним бокалом вина, хорошо?

Я уткнулась взглядом в плошку с завтраком и сконфуженно кивнула. Дэнни глуповато скалился во весь рот, но потянулся через стол и — наверно, из жалости — взял меня за руку.

А может, тебе повезло. Некоторым снится, что их всякие чудища преследуют. По крайней мере, ясмуда и мистер Трейси дружелюбны. Но не теряй бдительности — остерегайся собак в шляпах!

Сон приходил и уходил, как весенний ветерок. Большинство ночей не происходило ничего; мне снился Дэнни или обычные незначительные пустяки. Однажды мне приснилось, что мистер Трейси показывает нам фокусы, но сразу после того, как он проговорил: «Фокуснику ни в коем случае нельзя повторяться. Иначе все волшебство пропадет», — я проснулась.

Но время от времени на «экране» моего сновидения возникали новые эпизоды, и я поочередно то восхищалась открывавшимся передо мной миром, то ужасалась ему. Я понятия не имела, часто ли встречаются сны с продолжением, укладывающиеся кирпичик к кирпичику согласно некоему таинственному плану.

Во сне все было необычно, так или иначе удивительно. Остров назывался Рондуа. Из его обитателей мы пока видели только гигантских животных: мистера Трейси, волчицу Фелину[20], верблюда Марцио и других. Я научилась не доверять своим ожиданиям и не возводить барьеров перед волнами новых открытий, накатывавшими чаще и чаще. Схожий урок — только наяву — я усвоила с Дэнни. Но остров Рондуа пользовался абсолютнейшей свободой самовыражения, так как находился по другую сторону сна, где может случиться все, что угодно, а верблюды-великаны говорят по-итальянски.

Сперва Дэнни это забавляло, потом он встревожился. Попросил меня сходить к доктору, что я и сделала.

Весьма темпераментная «дотторе» Анна Дзенья заявила, что все со мной в порядке и, вообще, как это супруг посмел указывать мне, что можно видеть во сне, а что нельзя. Она разошлась настолько, что я была вынуждена едва ли не наорать на нее и выкатилась из кабинета, хлопнув дверью. Никому не позволю говорить о моем муже в таких выражениях!

В конечном итоге я завела дневник, куда заносила все о Рондуа и происходящем там. Я по-прежнему думала, что на основе увиденного можно сочинить замечательную детскую сказку, но что-то удерживало меня от каких-либо записей, кроме конспективных, чисто для себя, набросков об удивительных — и чем дальше, тем более удивительных — вещах, которые там встречались. Иногда мне даже становилось боязно от того, насколько плавно, без сучка без задоринки разворачивается история, но я прибегла к простейшей рационализации: это все из-за моей беременности. Я грызла шоколадки, и дважды в неделю мне снился остров Рондуа. Что тут плохого? Я считала, что мне повезло.

Летное поле на Рондуа окружали черные гряды холмов, и весь пейзаж был черным. Когда-то здесь жили вулканы — и оставили свой след.