Я на ментальном уровне собрал их в подобие «букета», заставил соприкасаться и в местах наилучшего соприкосновения удалил границы, так что из нескольких небольших разрозненных желаний у меня получилось одно весьма крупное желание, которое имело вид взаимоперекрывающихся и взаимопроникающих сфер.

Дальше я «повесил» это образование над нашим футбольным полем и силой мысли удерживал его, не давая никуда отклониться на протяжении времени, нужного для игры. Надо сказать, что на физическом плане нависание этого сложного по конструкции ментального образования ознаменовалось внезапным изменением погоды, что позволило моим однокашникам провести футбольный матч. По окончании игры я «отпустил» коллективное желание, и наша конструкция растворилась. Сразу после этого вернулась утренняя хмарь, налетел ветер, тучи покрыли небо, а еще через полчаса хлынул ливень, который не прекращался два дня.

Еще со времени своего детства я знаю, что чем больше людей «хотят в одну сторону», тем более определенно и фактурно выглядит желание на ментальном уровне. А чем оно больше, оформленнее, тем скорее «поспевает», давая плоды в мире материальном.

Желание одного непременно сбывается, если его реализация пойдет данному человеку на пользу, если оно не плод взбалмошной фантазии и его исполнение представляет в перспективе реальную пользу.

Желание группы людей обретает судьбоносный смысл для них самих и окружающих. Группа людей, даже спродуцировав ошибочное требование, может его реализовать, непрестанно мысленно настаивая на его реализации. К сожалению (а порой и к счастью!), здесь количественные факторы могут пересилить качественные.

Объединенные ментальные усилия многих способствуют скорейшей реализации задуманного ими.

Однако если задуманное работает во вред им и/или другим людям, то через некоторое время после реализации желания происходит «отдача» – запускаются процессы, которые разрушают деструктивное образование, появившееся на свет в результате ошибочной воли группы людей.

Вспомним, например, историю фашизма – она отлично иллюстрирует этот закон: ментальная энергия многих людей породила Третий рейх и его захватническую политику; идеи были изначально ошибочны, но они воплотились, поскольку явились продуктом коллективных устремлений. Что произошло, всем известно: сначала триумфальное шествие фашистов по Европе, где никто не смел им перечить, затем полное поражение, гибель Третьего рейха, колосса на глиняных ногах, созданного волей возгордившихся людей, возомнивших себя рожденными, чтобы повелевать миром.

Вспомним историю прорыва к власти большевиков в 1917 году: все то же самое. Исполнение их агрессивного желания неминуемо вело к гибели государства, геноциду, междоусобицам. И тем не менее устремления этих оголтелых фанатиков реализовались – все потому же: это было очень сильное коллективное волеизъявление. Правда, построенное ими здание все равно разлетелось, ибо было нежизнеспособно.

Я не устаю повторять: только то, что построено на любви, имеет ценность. Остальное – прах, тлен, который рано или поздно будет развеян ветром времени, рассыплется и забудется.

И тем не менее это очень важно: воля многих людей претворяет желания в жизнь. То неправильное, неприемлемое, странное, чего захочет один, может не реализоваться; но если того же самого будут упорно желать многие – оно исполнится.

Сколько себя помню, у нас всегда жили какие-то животные. Мы не покупали щенков и котят, они сами у нас постоянно заводились, как мама говорила, «от грязи».

Мы никогда не стремились окружить себя чистопородными домашними любимцами. Куда важней было предоставить кров и еду бездомному созданию, терпящему бедствия и невзгоды, имеющему проблемы со здоровьем.

Мы постоянно кого-то от чего-то спасали и лечили, делились с братьями меньшими тем, что сами ели (когда я был мальчиком, никаких сухих кормов еще не придумали; животных люди кормили со своего стола). Папа в шутку называл наш дом ковчегом.

В нашем ковчеге постоянно кто-то рождался, а кто-то, к сожалению, болел и умирал.

Мне было девять лет, когда у меня на руках умирала моя любимица Глаша. Это была миниатюрная немолодая уже собачка, очень рассудительная и покладистая. Она любила спать у меня в ногах, мы часто ходили вместе по делам. Глаша никогда меня не подводила ни плохими манерами, ни неуместным лаем. Она была на пару лет старше меня, и сколько я помнил себя, столько помнил рядом с собой Глашу.

И вот однажды утром я увидел, что сегодня Глаша умрет. Я до сих пор не знаю, откуда мне стало это известно. Но это было абсолютно точно, и я понимал, что так оно и будет.

Взволнованный и расстроенный, я рассказал маме о том, что нас ожидает. Она отнеслась к моему заявлению очень серьезно – как всегда всерьез воспринимала все мои слова; она ведь знала, что я многое вижу и слышу не так, как обычные дети.

Мама сказала, что, вероятно, Глаша будет нуждаться в моей поддержке, поэтому мне следует отложить все важные дела и сосредоточиться на помощи собаке. «Какой помощи? – подумал я. – Дать воды? Погладить?» В первый момент я хотел спросить маму обо всем, но потом решил, что просто надо быть внимательным – ия увижу и пойму все сам.

Однако шло время и как будто ничего не происходило. Глаша тихонько лежала на своей подстилке. Но я-то знал, что скоро все изменится. И вот она встала и начала «копать» пол. Она изо всех сил пыталась рыть лапами и не замечала, что у нее ничего не получается. Я позвал Глашу, но она словно не слышала меня и продолжала рыть.

Тогда я взял ее на руки и стал нежно гладить и укачивать, как ребенка. Она затихла и прерывисто дышала. Я очень долго сидел с ней. Не хотелось ничего говорить, я прижимал ее к себе и слышал, как быстро-быстро стучит ее сердце.

В какой-то момент я почувствовал, что устал, – устала и Глаша. Я отнес ее на подстилку и положил, а сам сел рядом и тихонько поглаживал. Я знал в этот момент, что она уже не здесь, хотя продолжает дышать. Иногда ее лапы подергивались, будто она бежала. Глаза моей собаки смотрели непонятно куда, она уже не видела меня, не слышала, как я шепчу ей на ухо последние слова любви.

Вдруг тело ее напряглось, дыхание стало судорожным. Я взял двумя руками ее голову и… стал непроизвольно тужиться. Я хотел помочь Глаше поскорей…

родить свою душу, я это мог тогда сформулировать только так. В момент смерти моей собаки я отчетливо осознал, что смерть – это вовсе не умирание как таковое, но рождение в иную жизнь, в тонкий мир.

Умирает (отмирает) ставшее ненужным тело. В нем, как в коконе, в течение жизни растет и зреет душа. А потом она покидает свой временный обветшавший дом, и он разрушается, поскольку более никому не нужен – тела всех живых существ нужны только как своего рода инкубатор душ.

Итак, я изо всех сил помогал моей Глаше родиться в вечность. И вот случилось – она вздохнула в последний раз, и сердце ее перестало биться. А в пространстве тонкого мира появилось серебристое пятно, неуловимо напоминающее очертаниями маленькую собачку. Оно поднималось все выше и выше в синеву – и вот уже растворилось в ней. Но я знал, что Глаша есть; со смертью физической оболочки жизнь не окончилась. И мне было одновременно грустно, потому что я больше со своей любимицей не увижусь, и радостно – потому что Глаша родилась в другую жизнь.