«Жизнь у нас тоже пестрая, — подумал я. — Что за мода пошла на бандитские слова: слышь, браток… Как будто мы бандиты из одной группировки! Почему так происходит? Почему представители всех слоев общества начинают говорить «стрелка», «разборка», «наезд», «откат» и так далее?»

Парень начал задавать дурацкие вопросы, на которые мне отвечать совсем не хотелось. Наконец, устав от этого, я понял, что у меня есть палочка-выручалочка, и, улучив момент, спросил:

— Слышь, браток, что-то лицо мне твое знакомо!

Парень посмотрел на меня, пытаясь вспомнить, видел ли он меня где-то.

— Ты, случайно, не был в учреждении 48/2? — спросил я, намекая на следственный изолятор.

— Чего? — протянул парень.

— Ты в Бутырке, случайно, не сидел?

Слово «Бутырка» произвело на него неприятное впечатление. Лицо парня перекосило. Он еще раз оценивающе посмотрел на меня, увидел, что на моем теле никаких татуировок нет, значит, я не принадлежу к уголовному миру, нахожусь на другой стороне — следователь или оперативник.

— Не был я ни на какой Бутырке! — раздраженно ответил он, вставая и спешно покидая сауну.

Я обрадовался. «Здорово я придумал!» — подумал я и блаженно развалился на деревянной скамье.

Закончив все процедуры, я зашел в кафетерий, заказал чашку ароматного чая, стакан минеральной воды и фрукты — банан, яблоко и апельсин. Нет, в нашей работе все же есть и приятные моменты. Я очень грамотно поступаю, что после изоляторов приезжаю в спортивный клуб, как бы отмываясь от тюрьмы. Хотя, конечно, по грязным камерам я не хожу…

Я вышел из кафетерия и направился к раздевалке. Открыв ящик, я первым делом, почти автоматически, достал мобильный телефон. Открыв крышку, я посмотрел, были ли звонки. Звонков было целых четыре. Но в спортклубе существует правило: никаких мобильных телефонов. Оставляй их в шкафчике, занимайся спортом, плавай в бассейне, сиди в сауне — короче, расслабляйся по полной программе! Ничего, позвонят снова. Если нужно.

Выйдя из спортклуба, я почувствовал, что кто-то за мной наблюдает. Проехав немного, я резко свернул в переулок. И остановился, ожидая, что если за мной «хвост», то он непременно появится. Действительно, вскоре появились знакомые синие «Жигули». Стало ясно, что меня ведут. Через меня хотят выйти на исчезнувшего Леднева. Нужно срочно что-то делать.

Я решил, нужно обязательно взять пакет от Леднева из ячейки, но сам это сделать я теперь не смогу. Нужно звонить Нелле.

Я вышел из машины и из телефона-автомата набрал ее номер и объяснил, как вытащить пакет, а главное, как его передать мне.

Нелля все выполнила точно. И вскоре привезла мне содержимое ячейки домой.

Когда она вошла в мою квартиру, я сразу поднес палец к своему рту, показав ей, что нас могут слушать. Она молча кивнула в ответ и протянула пакет. Мы прошли в гостиную.

Я вынул содержимое пакета. В руках у меня были записка и аудиокассета. Я прочел записку.

Оказывается, Леднев получил заказ на устранение Чижа от Боксера — его заместителя. Чтобы себя как-то подстраховать, Леднев решил получение этого заказа записать на диктофон. Расчет Леднева был прост. Если Боксер пожелает от него избавиться, то эта кассета будет его гарантией. Кроме того, Леднев сообщал мне, что это только второй экземпляр, а первый он передал в надежные руки. А главное — он не сообщал, что делать с этой кассетой.

Я попал в странную ситуацию — у меня весомое доказательство, а что с ним делать — нет никаких инструкций.

Появились вопросы — жив ли Леднев? Знают ли Боксер и его подручные про то, что записка и кассета у меня? Если да, то меня могут убрать. Ведь я теперь опасный свидетель.

Я очень расстроился.

— Что-то случилось? — спросила Нелля.

— Ничего, всякая ерунда. — ответил я.

— У вас большая квартира.

— Да. Но в ней всего две комнаты. Пойдем, я покажу тебе ее.

Вскоре мы мирно сидели в гостиной и пили шампанское.

— У вас ведь жены нет? — осторожно спросила Нелля.

— Нет, мы развелись несколько лет назад. А ты это в консультации узнала?

— Да. Я совсем опьянела. Можно я у вас останусь?

— Оставайся…

Всю ночь мы занимались любовью. Нелля оказалась нежной и страстной любовницей….

Прошло более трех дней. От Леднева не было никаких известий. Не звонил и тот следователь, который вел его дело. Но однажды я получил телефонограмму в консультацию: срочно явиться в городскую прокуратуру. К следователю Андрееву. Следователь мне был незнаком — и его фамилия мне ничего не говорила.

Следователь Андреев — парень лет 27–30 — сидел молча за столом. Увидев меня, он молча достал из стола маленький кассетник и запечатанную кассету.

— Я должен вас допросить в качестве свидетеля по факту убийства Николая Крюкова. Ваши показания будут записываться на аудиокассету.

— Простите, но никакого Николая Крюкова я не знаю, — ответил я.

— Да перестаньте притворяться, он был вашим клиентом. Вы его еще из Бутырки через Тверской суд освободили.

— Вы что-то путаете. У меня действительно недавно был клиент, которого освободил Тверской суд, так как срок его ареста истек и не был продлен, но фамилия у него была другая, — сказал я.

— Я понял вас, — сказал следователь и с каким-то недоверием посмотрел на меня, — вы действительно не знали его настоящей фамилии?

И, достав из сейфа паспорт, протянул его мне.

Я прочел фамилию владельца.

Николай Крюков.

— Вы фотографию посмотрите, — добавил следователь.

Я раскрыл страницу с фотографией. На меня смотрел Николай Леднев.

— Ну что, узнаете своего клиента?

— Узнаю. Но у меня он проходил под другой фамилией.

— Да, знаю, под Ледневым он тогда ходил, паспорт у него был поддельный.

— Так его что, убили? Когда и где? — спросил я.

— Вообще я не обязан отвечать на ваши вопросы. Я, наоборот, вызвал вас, чтобы допросить, — сказал следователь.

— В таком случае никакого Крюкова я не знаю, а по Ледневу, своему бывшему клиенту, я показания давать не обязан согласно положению об адвокатской тайне. Так и запишите в свой протокол, — сказал я.

Следователь явно растерялся. Затем, оценив ситуацию, выключил диктофон.

— Хорошо. Застрелили его в подъезде дома, где жила его любовница, примерно три дня назад.

— Кто? — спросил я.

— Я сам вас хотел допросить по поводу его контактов, — сказал следователь.

— Так это не ко мне, — ответил я.