Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майло задумался.
— Нет. Младшенький пришил ее ради наследства?
— Такое не раз случалось.
— Разумеется, случалось, но каким нужно быть животным, чтобы порезать родную мать, как воскресный ростбиф?
Он попросил жестом принести счет. Улыбающаяся официантка в очках, которая всегда его обслуживала, поспешно подошла и спросила, доволен ли он обедом.
— Все было невероятно вкусно, — ответил мой друг, передавая ей деньги. — Сдачи не надо.
— Слишком много, лейтенант.
— Пустяки.
— Я даю вам кредит, — сказала она, — на следующий раз.
— Не стоит беспокоиться.
— Стоит.
Выйдя из ресторана, Майло поддернул брюки и взглянул на часы.
— Самое время побеседовать с Тони Манкузи-младшим, нашим потенциальным пьяницей.
— Отсутствие данных все же не исключает наличия игорной проблемы, — заметил я.
— Зачем связываться с живыми и дышащими акулами, когда можно найти более простые пути?
— Зачем кинозвезде, остановившейся в «Четырех временах года», снимать тридцатидолларовую проститутку на бульваре Сансет, когда он может воспользоваться услугами девушек по вызову, которые выглядят лучше, чем героини его фильмов? Грязь и опасность — часть удовольствия.
— Игры, — поправил он. — Ладно, давай поболтаем с этим джокером. По крайней мере я смогу сообщить ему действительно плохие новости.
Телефон Энтони Джеймса Манкузи-младшего был отключен, и это подогрело желание Майло отыскать его.
В бумагах на его восьмилетнюю «тойоту» был указан адрес на Олимпик, в четырех кварталах от Фэйерфакс. По этому адресу оказался розовый дом на шесть квартир, построенный на ухоженной зеленой лужайке. Увитый виноградом, кругом цветы, идеально чистые дорожки. Если не обращать внимания на транспортный рев поблизости, от которого плавились мозги, то совсем недурно.
Хозяин, азиат лет шестидесяти по имени Уильям Парк, жил в одной из квартир на первом этаже. Он открыл нам дверь, держа в руке журнал «Смитсониан».
— Тони? — удивился он. — Он съехал примерно три месяца назад.
— Это почему? — поинтересовался Майло.
— Его арендный договор закончился, и он хотел найти что-нибудь подешевле.
— Проблемы с деньгами?
— Здесь квартиры на две спальни, — объяснил Парк. — Может быть, Тони решил, что ему так много не нужно?
— Иными словами, проблемы с деньгами.
Парк улыбнулся.
Майло спросил:
— Как долго он здесь жил, сэр?
— Он уже был среди жильцов, когда я купил дом. Это было три года назад. Я не знаю, что было до этого.
— Хороший жилец?
— По большей части. Он что, попал в беду?
— Его мать умерла, и нам необходимо его разыскать.
— Умерла… надо же. — Домовладелец присмотрелся к нам. — Как-то… неестественно?
— Боюсь, что так, мистер Парк.
— Это ужасно… Подождите, у меня есть адрес, по которому я должен был пересылать почту. Иногда я что-то получаю на его имя.
— А в данный момент что-нибудь подобное у вас имеется?
— Нет. Я пишу «переслать», и почтальон забирает почту. — Парк скрылся в своей квартире, предоставив нам разглядывать через открытую дверь чистую белую комнату.
Майло сказал:
— Сначала наблюдательный мистер Москоу, теперь этот. Правосудие и граждане действуют рука об руку. Может быть, мир все же не так уж подл.
Странно говорить подобное, после того как только что видел лежащую в луже собственной крови Эллу Манкузи. Но все равно приятно было услышать от него хоть что-то положительное.
— Глобальное потепление, — заметил я.
— А?
— Проехали.
Вернулся Парк и протянул Майло листок бумаги.
«Номер почтового ящика. Лос-Анджелес, 90027.
Восточный Голливуд».
Майло скрыл разочарование за улыбкой и поблагодарил.
— Всегда готов помочь. Бедный Тони.
— Значит, он был хорошим жильцом, — сказал Майло. — По большей части.
Парк пояснил:
— Иногда он задерживал квартплату, но всегда платил пени без лишних разговоров.
— На что он жил?
— Он как-то сказал, что раньше работал на студии, вроде чернорабочим, двигал что-то, но несколько лет назад повредил спину и вынужден был жить на пенсию по инвалидности. Иногда ему помогала мать. Порой она платила за квартиру. Кто-то убил ее?
— Насколько хорошо вы ее знаете, мистер Парк?
— Я? Совсем не знаю, я только получал деньги по ее чеку.
— Тони о ней рассказывал?
— Никогда. Тони вообще мало разговаривал.
— Тихий парень?
— Очень тихий.
— Как часто матушка платила вместо него за квартиру?
— Гм-м… Я сказал бы, примерно в половине случаев. В последние месяцы чаще.
— Насколько чаще?
— Мне помнится, что из последних шести месяцев она заплатила за четыре.
— Она посылала вам чеки по почте?
— Нет, мне передавал их сам Тони.
— А что за травма была у Тони?
— Вы имеете в виду, был ли он калекой или что-нибудь в этом роде? Нет, выглядел он нормальным, но это же ничего не значит. Несколько лет назад у меня был поврежден диск. Очень больно, но я никому этого не показывал.
— Тони страдал молча?
— Вы ведь его не подозреваете, верно? — спросил Парк. — Он никогда не был буйным.
Ему явно неприятно было думать, что он мог сдавать квартиру убийце.
— Мы просто задаем вопросы, сэр, — утешил его Майло.
— Надеюсь. От Тони в самом деле не было никакого беспокойства.
Почтовые ящики размещались на замусоренном участке Вермонта, прямо над бульваром Сансет, и представляли собой мини-сейфы, пахнущие металлом, с рядами ящиков, ключи от которых были у снимавших их клиентов. Доступ — круглосуточно.
Объявление на окне гласило: «В случае проблем обращайтесь в „Сухую чистку Авакиана“, дверь рядом».
В чистке мужик — усы в стиле Уильяма Сарояна, ловкие руки — переместил кипу мятых рубашек и спросил, не поднимая головы:
— Да?
— Полиция. Мы ищем одного из ваших арендаторов ящиков, Энтони Манкузи.
Самое время поднять голову.
— Тони? Он приносит сюда всю свою стирку. Если учесть стоимость воды и мыла, то мы делаем это настолько дешево, что нет никакого смысла покупать стиральную машину. Что там с Тони?