Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запишите это. А после запишите ответ на вопрос: «О чем это для меня?»
После того, как вы поймете и запишете, о чем для вас эта история (о красоте спонтанности, о том, что над отношениями нужно работать, о равенстве людей перед смертью, о… чем?), вспомните о своем старом замысле. И свяжите обе темы. Найдите, как они пересекаются.
Это освежит ваш старый текст и даст вдохновение работать над ним дальше.
Как часто бывает так: новая идея блеснула в воображении – вы торопитесь, преисполненные энтузиазма, записать ее. Мысль свежа, как берег Ла-Манша, и все в ней красиво и гармонично. Вы пишете увлеченно, забыв и о времени, и об обеде, и о затекшей ноге. А после перечитываете написанное – и вянете: вам не удалось перенести то, что было в вашей голове, на бумагу, не растеряв волшебства по дороге. Получилось скучно, плоско, вторично.
У тех, кто в этот момент расстраивается или останавливается, писательство из радостного процесса творчества превращается в муку.
А между тем, сложно представить себе художника, расстроившегося, что его первый эскиз не похож на то, что висит в Третьяковской галерее. Каждый художник знает, что произведение начинается с наброска, но от наброска до холста, покрытого лаком, – много этапов работы.
Модельер знает, что выкройка платья не равна платью, которое он задумал. Платье еще нужно сшить.
Дизайнер интерьера понимает, что его работа не попадет в глянцевый журнал сразу: сначала нужно выровнять и покрасить стены, перестелить пол. Продумать освещение и заказать мебель. Сверить все размеры и оттенки. Развесить постеры и картины, расставить цветочные горшки и свечки. И только потом можно устроить фотосессию.
Бывали ли у вас такие самоедские мысли: что текст должен сразу получиться хорошим, и раз у вас так не выходит, то с вами что‐то не так? Что если он не журчит, как реченька, то и таланта у вас нет никакого? А если еще и вспомнить великих, которые создавали оригинальные произведения одним росчерком…
Не знаю, как вы, а я люблю листать собрания сочинений. В самых последних томах страницы плотно прилегают друг к другу: их редко открывали. Но именно там хранятся писательские черновики: отсканированные и расшифрованные.
На этих черновиках всегда много правок. В среднем – по десять слоев. Это значит, что писатель десять раз подходил к тексту.
Я всегда читаю сохранившиеся черновики. И замечаю, что автора законченного произведения часто можно узнать по стилю, открыв книгу наугад и прочтя несколько абзацев. А автора черновика – нет. Чаще всего черновики банальны, в них есть штампы, потерянные мысли и несостыковки. Как и у нас с вами.
Иногда мне кажется, что разница между писателем, который дорос до собрания сочинений, и писателем-новичком – только в том, что первый не бросил своего дела, увидев страшный, посредственный черновик.
Если вы решите разобрать правки, прочесть редакцию за редакцией, то увидите, как текст становится лучше, объемнее, интереснее. Он начнет удивлять вас.
В конце этой главы я приведу вам пример.
Цель первого черновика – зафиксировать идею, выгрузить из головы материал – в любой форме.
Черновик Марселя Пруста
Черновик Гюстава Флобера
Черновик Ф. М. Достоевского
Черновик Бальзака
Черновик А. С. Пушкина
Черновик Джеймса Джойса
И я верю, что мастерство писателя проявляется не в этом первом наброске, а в редактуре.
Но почему‐то, когда мы видим прекрасный текст, напечатанный в книге, мы верим, что он вышел из головы писателя таким сразу.
Вот что пишет Гоголь в одном из писем о своем творческом методе:
«Сначала нужно набросать все как придется, хотя бы плохо, водянисто, но решительно все, и забыть об этой тетради. Потом – через месяц, через два, иногда более (это скажется само собою) – достать написанное и перечитать: вы увидите, что многое не так, много лишнего, а кое‐чего и недостает. Сделайте поправки и заметки на полях – и снова забросьте тетрадь. При новом пересмотре ее новые заметки на полях, и, где не хватит места, взять отдельный клочок и приклеить сбоку.
Когда все будет таким образом исписано, возьмите и перепишите тетрадь собственноручно. Тут сами собой явятся новые озарения, урезы, добавки, очищения слога. Между прежних вскочат слова, которые необходимо там должны быть, но которые почему‐то никак не являются сразу. И опять положите тетрадку. Путешествуйте, развлекайтесь, не делайте ничего или хоть пишите другое. Придет час – вспомнится заброшенная тетрадь: возьмите, перечитайте, поправьте тем же способом и, когда снова она будет измарана, перепишите ее собственноручно. Вы заметите при этом, что вместе с крепчанием слога, с отделкой, очисткой фраз – как бы крепчает и ваша рука; буквы становятся тверже и решительнее.
Так надо делать, по‐моему, восемь раз. Для иного, может быть, нужно меньше, а для иного и еще больше. Я делаю восемь раз. Только после восьмой переписки, непременно собственною рукою, труд является вполне художнически законченным, достигает перла создания».
Как вам такая технология? По-моему, если над любым текстом поработать по ней – он расцветет.
Когда я впервые прочла это свидетельство Гоголя, то нашла свой забытый черновик (какой‐то набросок, который я сделала на лекции по экономике, чтобы скоротать время) и отредактировала его. Потом я поставила себе напоминание в телефоне – и через две недели вернулась к тексту. Я перепечатала его в файл на компьютере, попутно исправляя. Один громоздкий тяжеловесный абзац никак мне не поддавался – поэтому я удалила его и написала заново. Это оказалось даже приятно: мне не нужно было думать о содержании, ведь я уже знала его и теперь могла сконцентрироваться на стиле.
После пяти подходов к тексту от его былой неказистости ничего не осталось. В нем появилась дополнительная тема и два новых красивых символа. Описание из центральной части миниатюры переместилось на ее фон, героиня совершила действие – и ожила. Как будто лишний балласт был сброшен с воздушного шара – и тот взлетел.
