Константин должен был радоваться. Успех был полным. Весь разгромленный стан достался в добычу победителю. Его братья, по словам хрониста, «бежали с поля боя, без оглядки загоняя коней и теряя в панике элементы одежды».

Много славных бойцов полегло в этот день с обеих сторон. Правда, летописец, немного подумав, одним росчерком пера свёл все потери победителей к минимуму, всего к шести, пять человек со стороны новгородцев, да один из стана смолян. Вот и всё. Если бы не его более ответственные собратья по перу, то эту информацию, дошедшую до нас в косматых, обветшалых от времени фолиантах, сочли бы за истину.

С победой возвращался домой князь, князь-спаситель, князь-возродитель величавых надежд. Радостно и тяжко бил красным праздничным звоном большой ростовский колокол, и толпы горожан, холопов, монахов и мирян высыпали на дорогу, по которой ехал в город князь Константин. Ростовцы с радостью поздравляли друг друга, целовались, народ аж под копыта лез, крича:

— Ур-ра!

Ремесленники бросали работу и выходили из мастерских полюбоваться дружиной. В этот день, и князь, и богатырь убедились, что нет ничего лучше любви народа. Ничто так не греет душу, как заслуженное по праву уважение окружающих.

В честь своих героев Константин дал пир! Да такой, что дым столбом.

Только радовались зря. Не так много времени прошло с того момента, как обласканный Мстиславом Удатным, наделенный богатыми подарками, возвратился Попович в Ростов, как смыл кровь с доспехов, а во Владимирской Руси вновь произошли изменения. Князь Константин умер, передав верховное правление, а с ним и заботу о своих детях брату Юрию, которого так жестоко на Липице разбил, но не вычеркнул из своего сердца. Всё стало так, как и было раньше, только вот погибших было уже не воротить.

Тут пришёл черёд призадуматься Поповичу. С Юрием отношения у него сложились не гладкие. Много он его людей погубил, в том числе любимцев его извёл. И пусть говорят, что Юрий Всеволодович человек отходчивый, и правитель справедливый, но как сложиться на деле, одному Господу известно. В таких делах лучше головой попусту не рисковать. Так решил богатырь. А решив, оставил он навсегда Ростов. И чтобы не мозолить Юрию глаза, отправился со своими побратимами на службу князю Киевскому в далекий и богатый, полный былой славы Золотой Руси город!

В тот самый Киев, где поблескивают золотыми шлемами соборы — Святой Софии, Михайловский Златоверхий да громада Десятинной церкви. В тот самый Киев, что был матерью городов русских, хоть и растерявший за последнее время свой былой блеск. Бесконечные перевороты, в которых князья, выгрызая власть, вырывали золотой трон друг из-под друга, заметно подкосили его. Расчет богатыря оказался верен (он хоть и был богатырь, ничего не делал без расчёта), Мстиславу Старому, что обосновался на златом троне, нужна была любая поддержка, и уж тем более такая авторитетная, и он был к Поповичу безмерно щедр и радушен.

Шли годы, рубцевались раны, забывалось старое, и жизнь текла своею чередой, а только похвастаться было нечем. Это был род почётной ссылки, в которую, правда, он сам себя отправил. Тупик карьеры. Мстислава Старого, князя Киевского военные подвиги, как и воинская слава, не прельщали, он преспокойно мог обходиться и без них. И вот когда богатырь уже думал, что совсем закиснет, его жизненный путь вновь пересёкся с затейливым жизненным путём Мстислава Удатного, и случилось новое дело, которое вновь свело старых знакомых и вернуло Поповича на воинский путь. Подобно многим пакостям, дело это пришло со стороны степей.

За прошедшие годы богатырь отяжелел, шире раздались его квадратные плечи. Он был в рассвете мужской силы. Александр нравился Мстиславу Киевскому своей простотой, строгостью и даже массивностью. Разговаривать с богатырём всегда было легко, он был прям, бесхитростен и честен. В одной шитой рубахе, лишенный всяких иных украшений, взошел Александр в палаты тяжелою поступью, распрямился, покрестился на икону. Князь, подпершись рукой, сидел в позе задумчивости.

— Слышал, болеешь, князь?

— Да, у нас одни неприятности, — вздохнул Мстислав Старый с улыбкой.

Он жаловался на плохой сон и мигрень. Вспомнил заодно и о том, как много боролся и страдал, вот теперь и последствия. Голос киевского князя был ровен и тих, как полёт ночного бомбардировщика.

— Тебе ли жаловаться, князь, — вздохнул богатырь.

— А ты сам-то как? — спросил, проявляя вежливость, Мстислав Киевский нараспев.

— А не жалуюсь, благодаря Богу! Силы есть! Самочувствие хорошее и аппетит не хуже, — сохраняя осанку, спокойно отвечал Попович.

— С чем пожаловал?

Видно было, что пришёл он не просто так. Попович не стал по мелочи морочить князю голову, а вывалил всё разом.

— Есть, батюшка князь Мстислав Романович, серьёзный разговор… спрошать хочу, — произнес он. — Донесли мне верные люди, что Мстислав Галицкий собирает поход против поганых.

Лицо князя собралось в тонкие морщинки, став внимательным и умным. Вся его поза выражала вопросительность.

Для многих галицкий князь Мстислав Удатный уже много лет был занозой в заднице, правда, временами для некоторых она становилась колом, что делало выправку строже, но удобств не добавляло. Тем, кому он особо досадил, хотелось как минимум выбить ему глаз или переломать рёбра. Мстислав Старый мечтал просто свернуть ему шею.

— Замечательно, — вполне равнодушно отреагировал киевский князь. У него хватало ума не лезть ни в какие конфликты, особенно чужие. Может быть, поэтому он единственный, кому удалось задержаться в Киеве надолго. Также не вызывало сомнений, что Поповичу — натуре по природе активной и деятельной — не терпелось вновь сесть в боевое седло и пуститься в завоевательные походы, а Мстислав Старый любых явных рисков пытался избежать, он никогда не был героем. — Давно пора их проучить, — продолжил он всё тем же самым тоном, давая понять, что тема эта ему вовсе не интересна.

— Одному тут не справиться. Тут всей силой надо, сообща. Как встарь! — Попович стоял перед князем прямой, строгий, словно ощетинившись. — Помощь — это святое! — Было ощущение, что сейчас он рванёт рубаху на груди в качестве последнего аргумента. Грохнуть кулаком по столу в знак своей правоты исключалось.

— Это риск! — Слова Поповича привели Мстислава в состояние мрачной задумчивости. — На тихого бог нанесет, а прыткий сам набежит…

Никакого другого более достойного аргумента в голову Александра не пришло, а потому он просто спросил:

— Что же ответить галицкому князю?

— Шли отказ, — сказал Мстислав и со сдержанной церемонностью выпроводил богатыря вон.

Так и ушел Попович ни с чем из княжеского терема.

Только Мстислав — старый волк. Его одним отказом не возьмёшь. Тем более не