Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Общественная жизнь била не ключом даже, гейзером! Улицы с раннего утра и чуть ли не до полуночи были полны экипажами со спешащими на званые и незваные обеды господами. Собирались и тут же, послушные ветрам слухов и сплетен, карточными домиками рассыпались партии. Создавались союзы, ссорились стародавние партнеры и объединялись прежде непримиримые враги. И все только ради того, чтоб получить некую, иллюзорную пока выгоду от возможной близости к будущему Регенту или кому-либо из его окружения.
Еще одним вопросом вопросов, кроме личности Правителя, был состав регентского совета. Согласно Павловскому закону, исправленному и дополненному в правление покойного Александра Второго, Регент не мог управлять Державой единолично. Все сколько-нибудь значимые его решения должен был принять и одобрить Совет. И тут действительно был простор — поле необъятное — для мнений.
Естественно, имелись по этому поводу определенные мысли и у вашего покорного слуги. Тем более что я и сам, волею Всевышнего, оказался втянут в эту подковерную грызню за Большой Приз.
Больше того, в отличие от большинства прямо-таки оккупировавших Северную Столицу обывателей, я располагал информацией, что называется — из первых уст. И имел возможность эту самую информацию получать и впредь.
Как раз тогда, первого февраля, после полудня, я сидел в обыкновенно тихой, а с явлением «понаехавших» чуть ли не переполненной ресторации с незатейливым названием «Фантазия». Поджидал своего соратника, и близкого друга, Анатолия Николаевича Куломзина. В надежде получить от управляющего делами Канцелярии Комитета министров сведения, касающиеся настроений, так сказать, из стана «противника».
Нужно ли говорить, что за целый долгий день собравшиеся в Мраморном дворце члены императорской семьи так к единому, всех устраивающему, мнению и не пришли. Нет, с кандидатурой собственно Регента у Великих князей разногласий не возникало. Еще бы, едрешкин корень! Вот это был бы скандал, каких еще не видывала седая Европа! Без каких-либо на то оснований, отменить повеление Императора — это я вам скажу — non comme il faut. И даже mauvais ton.
В общем, самою Судьбой суждено было второму сыну Александра править Отечеством. А вот с составом регентского совета у Семьи вышел затык. Они, я имею в виду детей и братьев царя Освободителя, и слова-то такого не знают — «затык», а он таки у них образовался. Потому как у Константина Николаевича был реальный шанс полтора десятилетия проводить давно лелеемые ультра либеральные преобразования в стране, и он намерен был такого права добиваться изо всех сил.
Николай Николаевич четкого плана не имел, но и Константина поддерживать не хотел. Реформы в армии, проводимые Милютиным, были, мягко говоря, не по душе младшему из сыновей Николая Первого. И он прекрасно себе представлял, что еще могут сотворить с войсками в случае, если у кормила власти встанут люди Константина.
Алексея Александровича в столице не было. Двадцатипятилетний Великий князь уже третий год как строил самый северный из российских портов — Романовск. И, судя по письмам Николаю, которые тот иногда зачитывал в моем присутствии, был там вполне счастлив.
По мне, так лучше было бы город-порт назвать Мурманском, как он и значился на привычных картах полторы сотни лет вперед. Но с другой стороны — а не все ли равно? Главное-то — город уже мог принимать для бункерования идущие полярными морями в Сибирь корабли. А спустя еще годика два или три, глядишь, и большие военные суда примет.
Князю Сергею только в этом мае случится восемнадцать. Так что на посиделки в доме Константина его даже не пригласили.
Если кто и стал бы поддерживать права Марии Федоровны, так это Владимир Александрович. Но сначала, до явления в этом высоком собрании князя Мещерского, главноуправляющий СИБ считал неэтичным свое участие в принятии столь важного для страны решения, а после и вовсе предложил обсуждения перенести на другой день. До выяснения всех обстоятельств дела, так сказать.
Бульдожка молчал. Он не успевал обдумывать быструю речь дяди, и на всякий случай, отрицательно качал головой в ответ на все предложения подряд. Во всяком случае, именно так реакцию Саши после описывал Мещерский.
Даже если бы Вово ничего больше в своей жизни не сделал, одним этим демаршем, давшим повод для пересудов в салонах на целую неделю, уже вписал бы свое имя в Историю. Еще бы! Это же надо было догадаться: немедленно, после разговора с императрицей, прыгнуть в экипаж и рвануть в Мраморный дворец. С последними новостями, мать его за ногу. Хотелось бы сказать как-нибудь более… гм… да… более. Что-нибудь этакое, в стиле всероссийского чемпиона по нецензурной лексике, морского министра, адмирала Краббе. Так высказаться, чтоб у этого… Николаевского любимчика уши заалели.
Нет, я понимаю. Высочайший покровитель почил в Бозе. Князю, привыкшему к собственной значимости и всеобщему вниманию, срочно требовалось выбрать нового патрона. Дагмар и прежде не была к Вово столь же снисходительной, как Никса. А вот Сашу всегда тянуло к нагловатому Мещерскому. Быть может потому, что Бульдожка, пребывая, так сказать, в тени старшего брата, сам был человеком не слишком решительным, и уж точно не склонным к авантюрам. Так к чьему же могучему плечу мог теперь прислониться бывший фаворит императора без опасения быть отвергнутым?
Но! Но ведь не так же! Сначала внушить бедной молодой вдове, что скорейшая публикация последнего Николаевского Манифеста в газетах — единственно возможное решение. И тут же — чернила на списке приглашенных «на завтра» в Зимний газетчиков еще не успели высохнуть — отправиться в Мраморный с докладом князю Александру. Это ли не явное проявление человеческой подлости?!
От опрометчивого поступка, практически декларирующего начало враждебных действий по отношению к Великим князьям, мы Ее императорское величество отговорили. Никакой пресс-конференции в резиденции Российских Самодержцев не случилось. Однако
