Вокруг на многие десятки миль простирались степи, перемежаемые кружевами колок; вдалеке они смыкались с бледно — голубым небом, и белые стволы берёз сливались с молочными облаками. Тонкая линия железной дороги исчезала в жёлто — серых пустошах; провода прыгали в такт стуку колёс, а вагон тихо покачивался, убаюкивая пассажиров.

Юрий сидел за столом и отрешённо смотрел в окно; напротив него сидел Артур и занимался тем же самым. Делать было особо нечего; за приключение в Барабинске Точило своего товарища уже отругал, а описывать его в «Миссии» как — то не хотелось.

С соседями по вагону Юрий знакомиться не стал — ему совсем не хотелось выслушивать их рассказы, смеяться над якобы смешными анекдотами и распивать крепкие напитки сомнительного качества.

Купе напротив пустовало после Омска, где его покинула компания каких — то не то рыбаков, не то охотников, возвращавшихся с берегов Байкала; в соседнем купе ехала немолодая женщина с двумя детьми, пробиравшаяся с пересадками с Алтайских гор куда — то в Удмуртскую республику.

Дети немного поговорили с Артуром; «дяденька из будущего» поначалу заинтересовал их, но быстро успел надоесть разговорами о геополитике, и ребята переключили внимание на экраны своих телефонов.

…Поезд переехал по мосту через широкую, сонную реку с чёрной прозрачной водой; степь за окном сменилась отсыревшими от бесконечных дождей деревянными домиками, потом с обоих сторон от дороги вырос ряд типовых хрущёвок, и состав остановился у жёлтого готического здания вокзала.

— Что за станция? — спросил Артур.

— Ишим, — откликнулся Юрий.

— Это ещё Сибирь?

— Ясное дело. Тюменская область.

Повеяло прохладным ветерком из открытых дверей; послышался стук ног и шуршание пакетов.

Ещё через пару секунд до ушей наших героев донеслось из дальнего конца вагона нестройное пение:

На реках Вавилона сидели и плакали,

Вспоминая Сион.

На вербах повесили органы наши;

Аллилуйя!

Там пленившие просили песни,

Мучители просили пения:

«Пропойте нам из песней Сионских»!

Аллилуйя!

Как нам петь песнь Господню

На чужой земле?

Если забуду тебя, Иерусалиме,

Забвенна будь рука моя!

Аллилуйя!

— Сектанты! Сектанты!.. — пробежал по вагону шёпот.

Артур и Юрий высунулись в коридор, с интересом глядя на необычных пассажиров.

Впереди всех шествовал молодой усатый человек в чёрной кожаной кепке и в такой же кожаной куртке; в руках он нёс небольшую красную хоругвь с начертанными на ней таинственными письменами.

Следом шли ещё двое — старик в брезентовой штормовке с огромным рюкзаком за спиной и толстый лысый мужчина лет сорока, в морской тельняшке, подштанниках и шлёпанцах; этот тащил целую кипу каких — то книг и бумаг, а на груди у него чёрным маркёром были изображены литеры «И» и «М».

Замыкали процессию странного вида старуха в чёрном траурном платье и красной цыганской бандане, а с ней высокая черноволосая девица в платье в пол — видимо, её внучка или ещё какая родственница.

Сектанты остановились, дойдя до последнего купе — как раз того, что было напротив полок Юрия и Артура.

— Вот мы и на месте, — промолвил усатый человек и положил хоругвь на столик, — можно располагаться.

— Все не поместимся, наставник, — оглядев купе, объявил старик в штормовке, — полок четыре, а нас пятеро, со старухой Монетой и её внучкой.

— Дурак, — заметил наставник, — у нас ещё одна верхняя в соседнем купе.

— Вот постельные комплекты, — как всегда неожиданно появился Иващенко, — можете купить у меня чай, чипсы, сыр…

— Сгинь, неверный! — шикнул на него наставник, — не нужна нам ваша бренная еда!

— Правильно! — радостно воскликнул Артур и вскочил со своего места, — бойкотируйте белорусскую еду!

Сектант с интересом посмотрел на Саламатина.

— Мне кажется, вам кое — что известно…

— Друг мой, вы и сами не представляете, сколько мне всего известно…

Артур был очень доволен — наконец — то хоть кто — то принимал его всерьёз! Живо смекнув, что это неплохой шанс заполучить очередных соратников и оказать немалую помощь России, он сел на одну из сектантских полок и приготовился к обстоятельному разговору.

Точило хотел было призвать Саламатина к порядку, но, подумав, решил, что пусть уж лучше один сумасшедший поболтает с другими сумасшедшими, чем снова начнёт творить невесть что — ему же, Юрию, будет спокойней.

— Итак, я прибыл из будущего, — рассказывал своим новым знакомым Артур.

— У вас была машина времени? — перебил сектант в штормовке.

— Нет, я так…

— Брат мой Филадельф Фортуна, неужели ты не знаешь о том, что время — это эфир, в котором человек может путешествовать, как корабль в море? — наставник посмотрел на брата Филадельфа с жалостью — ещё бы, не знать таких элементарных вещей! — достигнув просветления, мы можем выйти из бренной оболочки и заново воплотиться в другом времени, измерении…

— Воля ваша, Аполлон Аполлоныч, — вздохнул так называемый Фортуна, — воля ваша.

— Так вот, о чём это я… — продолжил Артур, — я должен сообщить вам кое — что ужасное. Россия погибнет…

— А, это ужасное мы уже знаем! — перебил мужчина в тельняшке, — нам тут уже напророчили.

— «Пророчества отрока Тарасия», глава третья, «Страшный и ужасный конец всей нашей страны», — сообщила старуха.

— К сожалению, мне ничего не известно об этом Тарасии, — сказал в ответ Артур, — хотя я охотно соглашусь, что он, должно быть, большой специалист в футурологии и геополитике. Я думаю, вы все понимаете, что мир стоит на пороге великой войны. Уже скоро седьмой белорусский флот подойдёт к берегам Ирландии…

Все заметно оживились — до такого поворота событий не додумался даже отрок Тарасий.

— Всё начнётся с мирового экономического кризиса. Рухнут все ваши валюты — рубль, евро, кредит, таджикский реал… или у вас ещё нет таджикского реала? Ну, не суть… потом Белоруссия захватит Украину… потом будет великая мировая война…

— «И разверзнется земля, и откроется бездна огненная, и будет с одной стороны Америка, а с другой Россия»… — процитировала старуха.

— И будет с одной стороны Ирландия, с другой Белоруссия, а с третьей Китай, — невольно переходя на тот же стиль, подхватил Саламатин, — и множество людей предаст Родину ради бренной картошки. И падёт Россия…

— И небо упадёт на землю, — подытожил Георгий.

— Ну, до этого не дойдёт. Но вы понимаете, какая России угрожает опасность?