Прямо против двери к стене был приставлен большой камень-валун, заменяющий в камере, по всей вероятности, и мягкое кресло, и традиционные тюремные нары. Удар в спину между лопаток подтолкнул меня к камню. Впрочем, он был нанесен ладонью. Конвоиры могли бы и прикладом приложить, повредить мне позвоночник.

Он между лопатками легко пробивается резким ударом с использованием жесткого предмета, например того же приклада или камня. Сначала возникает небольшая опухоль, которая растет день ото дня. Потом уже требуется операция, чтобы удалить ее и восстановить позвонки. Хуже бывает, если они от удара смещаются и ущемляют спинной мозг. Тогда уже операция требуется очень сложная, которую не каждый военный хирург в состоянии выполнить, а гражданский за такое дело даже не возьмется.

Не дожидаясь повторного посыла в спину, я сделал вид, что меня плохо держат ноги, и пролетел аж до самого камня-валуна, к которому меня, по всей видимости, и направляли конвоиры. Падать я не стал, вовремя остановился, развернулся и уселся на камень.

– Это теперь твой диван на некоторое время, – любуясь собой и поддергивая мой бронежилет, сказал Сиражутдин.

Бронежилет был тесноват для его широкой фигуры. Я не стал объяснять этому типу, что на нем есть ремни на липучках, регулирующие размер, с помощью которых легко подогнать оснастку под любую фигуру. Незачем сотрясать воздух! Все равно ему недолго осталось носить то, что принадлежит мне по праву. Я в любом случае не желаю оставить Сиражутдину свой бронежилет. Обязательно верну его себе. Это я уже решил твердо. А свой, тяжелый и старый, он уже где-то успел оставить. Но это его проблемы. Надеюсь, ему уже не понадобится ни мой, ни его собственный.

– Салих, ты дежуришь первым. Головой за него отвечаешь, – распорядился Сиражутдин, ткнув пальцем в грудь жердеобразному бандиту. – Я тебя потом сам сменю, если нам раньше не прикажут его пристрелить. Свет, как я понимаю, нашему дорогому гостю ни к чему. Свяжите ему еще и ноги, чтобы не ускакал.

В больших карманах бандитских «разгрузок» нашлась веревка. Духи заново связали мне руки за спиной, спутали ноги так, что я мог только скакать по гроту, как и предсказал главный тюремщик. Надо сказать, что делать этого мне вовсе не хотелось.

Но тот факт, что бандиты связали мне руки за спиной, меня только радовал. Делать это так, как принято у нас, в спецназе военной разведки, они не умели. Мы обычно прижимаем ладони пленников одну к другой тыльными сторонами и приматываем их плотно, иногда даже скотчем, а сами руки связываем в запястьях, а некоторым клиентам, имеющим особо гибкие суставы, – еще и в локтях. Через какое-то непродолжительное время руки в таком вывернутом положении затекают, мучают пленника, делают его совершенно не способным к сопротивлению. Этот способ нами опробован многократно, и я не знаю ни единого сбоя.

После этого бандиты вывернули лампочку и вышли все вместе. Они решили оставить часового только снаружи. Меня это обстоятельство вполне устраивало…

Сначала я с легким недоумением и даже с насмешкой вслушивался в удаляющиеся тяжелые шаги троих бандитов. Мои парни не ходят так даже в расслабляющей обстановке, в казарме. Бойца спецназа не услышишь, пока не увидишь, а когда его заметишь, будет уже поздно. Он покажет себя только в момент нанесения удара. Естественно, это все относится к противнику, но привычка передвигаться неслышно так прочно впитывается в кровь, что становится повседневным явлением.

У меня дома даже жена раньше пугалась, когда я неслышно подходил сзади. Ей думалось, что я к ней подкрадываюсь. Потом она убедилась в том, что я всегда так хожу, и привыкла к этой манере.

Я прислушался к тому, что происходит за дверью, жалея о том, что у меня нет с собой прибора «Волчье ухо», который позволил бы лучше определить обстановку. Конечно, жалко утерянный прибор. Но хорошо уже одно то, что ни он сам, ни шлем не достались бандитам. Они не сообразили, какую выгоду могут приобрести, слушая разговоры внутри взвода через этот самый шлем.

Салих, высокий, жердеобразный и, как это часто бывает с такими людьми, сутулый бандит, видимо, не был большим любителем по назначению использовать свои несуразно длинные ноги и не стал ходить перед дверью в одну и в другую сторону. Ему здесь развернуться было негде. Я помнил, что как раз тут проход заметно сужался.

Еще на подходе к металлической двери, когда конвоиры отводили меня в камеру, я обратил внимание на две небольшие ниши, выбитые в стене. В них удобно было сидеть. Для этого, видимо, на уровне около полуметра от земли на камни были положены доски-«пятидесятки». Должно быть, большеногий Салих в одной из ниш и пристроился, чтобы не стирать подошвы своих башмаков и не вводить себя в лишние расходы. Башмаки такого калибра, как его нога, подобрать обычно бывает трудно.

Помню, у меня однажды во взводе появился призывник, носивший обувь аж сорок девятого размера. Так, пока прапорщик со склада расстарался и добыл на его ноги берцы, солдат ходил в домашних тапочках, привезенных с собой, бегал кроссы и марш-броски босиком. Странно, что сам он был не слишком великого роста, только слегка выше среднего, тем не менее кисти рук и ступни ног имел громадные.

Подобрав для солдата берцы, кладовщик засадил собственную жену за швейную машинку и заставил ее из двух пар перчаток сшить одну для солдата. Помню, всем взводом искали, когда одна из этих перчаток потерялась во время тренировочных занятий на «полосе разведчика». Но все же нашли.

Короче говоря, как я понял из звуков, которые пытался проконтролировать, Салих уселся отдохнуть. Устал, бедолага! Переутомился! Но не в моих интересах было упрекать его за это. Пусть отдыхает, даже храпит…

В таком удобном положении, да еще ночью, легко уснуть, чего я с надеждой мысленно и пожелал Салиху. Я даже дал ему для этого время, сидел, как испуганная мышь, услышавшая рядом с норой тихие шаги кошки, не шевелясь и не издавая ни звука.

Время шло, а я ничего не слышал. Должно быть, мой часовой и в самом деле благополучно уснул. На мой взгляд, это совершенно правильно. Нельзя же так долго издеваться над своим усталым организмом!

Теперь передо мной стоял другой вопрос, причем очень даже остро. Как мне освободиться от пут? Но я считал это дело не самым сложным. Не зря же, когда бандиты мне руки и ноги связывали, напрягал все мышцы, чтобы потом, когда они расслабятся, веревка не стягивала конечности излишне крепко.

Я усердно пошевелил руками и ногами. Узлы были затянуты умело. Это меня, впрочем, морально не убивало. Растягивать их, чтобы освободиться, я думал в последнюю очередь. Если мне вообще придется этим заняться…

Поэтому я стал выполнять то, что задумал раньше.

А задумал я простейшую вещь – пожелал воспользоваться оплошностью бандитов, побрезговавших мелкими деньгами, лежавшими в моем брючном кармане. Я стал соображать, как мне эти монетки оттуда вытряхнуть, и сразу придумал. Вытянул ноги, сделал гимнастическую обратную скобку – благо тренированный брюшной пресс позволял мне это, стал планомерно трясти коленями и сразу почувствовал, как монеты движутся по карману туда, куда я их и направлял, словно подчиняясь моему мысленному приказу.