— Ты, видно, совсем глуп! Зачем тебе голова, если ты даже не пытаешься думать? Если он сдаст его светским властям, он повторит им все то же самое, что мы здесь слышали! А подобные обвинения, даже исходящие из уст сумасшедшего убийцы, слишком серьезны! Нельзя позволить им зазвучать во всеуслышанье. Поэтому я и говорю тебе: забудь, что ты умеешь слышать, забудь, что мы сегодня проходили здесь.

— Господи Иисусе, выходит, и попали же мы с тобой в переделку… — даже побледнел первый монах.

— До тебя только сейчас дошло. А я понял сразу, едва услышал самое начало их ссоры. Не дай Господь, если откроется, что мы с тобой слышали, — быть самой настоящей беде. А этот тип, думаю, сгинет очень скоро, и сгинет бесследно. Он не только покинет тайком остров. Его бегство, похоже, будет полным: тело покинет остров, а душа — тело.

— Ты хочешь сказать…

— Только то, что сказал. Никто не произносит подобные обвинения бесследно. Рано или поздно он все-таки исчезнет с лица земли.

— А знаешь, будет жаль… Хоть он и мерзкий грешник, но мне так нравятся его ангелы. Они полны такой кроткой и возвышенной печали…

— Грешник, готовясь предстать перед ликом создателя, должен беседовать с ангелами. А этот, похоже, вполне готов. Он даже спешит поскорее встретиться с создателем, если судить по его словам!

— Господи Иисусе!.. — первый монах перекрестился дрожащей рукой, — Спаси и сохрани нас, грешных! Но откуда он мог узнать, что…

— Молчи! Не повторяй этот вздорный бред, если не хочешь отправиться следом за ним! И вообще, нам нужно как можно скорее покинуть этот коридор, чтобы никто не увидел, как мы выходим из галереи. Так лучше сделать для нашего же блага! Пошли! — скомандовал второй монах, быстро потащив своего напарника за собой.

Монахи старались двигаться бесшумно. Но первый все-таки не удержался, чтобы не пробормотать себе под нос:

— А если орден пошлет по его следу наемных убийц… Ангелов он все-таки рисует так, что дух захватывает….

Через несколько минут монахи растворились в тишине внутреннего двора, и никто бы никогда не догадался о том, что они стали случайными свидетелями тайной и страшной ссоры, которой суждено было навсегда изменить судьбу двух человек. Первый был Великий магистр ордена госпитальеров, человек очень знатный, могущественный и высокородный. Вторым был скандальный художник Микеланджело Меризи Караваджо, которому суждено было оставить немалый след в культурной истории.

Полотна Караваджо хранятся в лучших музеях мира: парижском Лувре, галерее Уффици во Флоренции, Национальной галерее в Лондоне, картинной галерее в Берлине, художественно-историческом музее в Вене, в Эрмитаже Санкт-Петербурга.

Но при жизни слава Караваджо была достаточно неоднозначной. Он заработал еще в ранние годы репутацию скандального художника, и эта слава укоренилась за ним раз и навсегда. В бурной жизни Караваджо было достаточно много скандалов и криминальный историй, чему немало способствовал его характер.

Человек бешеного темперамента, вспыльчивости и просто зашкаливающей эмоциональности, Караваджо обладал одной чертой, которая принесла ему при жизни немало неприятностей. Эту черту можно было назвать скандальной справедливостью: он не только не терпел несправедливых обвинений в свой адрес и защищался более бурно, чем следовало, но мог в открытую выступить против власть имущих, если что-то задевало его своеобразное чувство справедливости. Если перевести на простой язык, это значт, что, сталкиваясь, к примеру, с чиновником или богатым банкиром, который вел себя как вор и взяточник, он мог, не стесняясь в выражениях, сказать ему в лицо об этом прямо. То есть устроить скандал, заявив коррупционному чиновнику, что он взяточник и вор.

Как известно, власть имущие терпеть не могут подобного обращения — они вообще с трудом переносят, когда вещи открыто называются своими именами. А потом несдержанный язык художника часто играл в его судьбе самую роковую роль — так же, как его вспышки, которые совершенно не подчинялись контролю. Может, именно это свойство его характера и сыграло в судьбе роль последнего рокового стечения обстоятельств, которое и привело к трагической гибели.

Караваджо был сыном архитектора Фермо Меризи Караваджо и его второй жены Лючии Аратори, дочери землевладельца. Появился он на свет 28 сентября под астрологическим знаком Весы. Когда художнику исполнилось 5 лет, умер его отец. После смерти отца семья осталась в жестокой бедности, едва сводя концы с концами. Но несмотря на это, мать все-таки попыталась дать ему образование, отправив учиться в Милан. Именно в Милане он и стал заниматься живописью.

В 1591 году, получив причитавшуюся ему после смерти матери часть наследства, он открыл художественную мастерскую в Милане. Зарабатывал он главным образом на портретах богатых торговцев. А также на жанровых сценках из городской жизни, которые продавались очень хорошо. У художника появились деньги, что не пошло ему впрок. Караваджо пристрастился к азартным играм и стал гулять в компании друзей-прихлебателей, уделяя больше времени попойкам и гулянкам, чем работе.

В результате такого поведения деньги закончились, у художника образовались большие долги, и в итоге он заложил кредиторам даже собственную мастерскую.

В этот период жизни Караваджо получил достаточно скверную известность как участник уличных драк, скандалист и дебошир, устраивавший бешеные попойки и задиравший прохожих. Один раз он чудом избежал тюрьмы, когда солдаты едва не задержали его за участие в уличной драке.

«Веселая» жизнь закончилась тем, что кредиторы отобрали мастерскую художника и абсолютно все, что находилось в ней. В результате потери мастерской все ранние работы Караваджо, оставшиеся там, бесследно исчезли.

Караваджо уехал в Венецию, но там ему не удалось устроиться. Поэтому в 1592 году он переехал в Рим. Поначалу Рим был неприветлив к художнику. В те времена Караваджо был уже достаточно опытным мастером, но несмотря на это у него еще не было (и быть не могло) ни настоящей известности, ни крупных заказов. Римский знакомый Караваджо того периода жизни, Борромео, оставил о художнике воспоминания, где описывал его следующим образом: «Это был человек неотесанный, с грубыми манерами, вечно облаченный в рубище и обитающий, где придется. Он никогда не следил за тем, что на нем надето, и где он живет. Рисуя уличных мальчишек, завсегдатаев трактиров и жалких бродяг, он выглядел вполне счастливым человеком».

Картины Караваджо в Риме не понравились. Стиль его заметно отличался от стилей уже признанных мастеров. Первое время Караваджо очень сильно нуждался. Он был вынужден поступить подмастерьем в мастерскую довольно посредственного, но бывшего в большой моде в Риме художника Чезари Д’Арпино. По контракту Караваджо выполнял на картинах изображения фруктов и цветов. Позже именно Караваджо открыл для итальянской живописи жанр натюрморта. В мастерской он познакомился с другим известным художником — Антиведуто Грамматика. Этот художник стал делиться с ним своими заказами, и благодаря его помощи Караваджо стал приобретать известность.