– Я бы с радостью, но, видите ли, у меня – театр, – говорит Санечка, пока Катька завязывает ему галстук, – да, у вас драма. Но не совсем в том смысле, в каком это обычно имеется в виду в театре. Я думаю ставить Чехова, «Три сестры» – это драма.

– Да, опять Чехов, опять «в Москву, в Москву…» – улыбается Санечка, – кому сейчас нужен Чехов? Это ненормально опять ставить Чехова?

Катька немного придушила его галстуком – как ты разговариваешь с таким знаменитым человеком?! Мы с Катькой хорошо знаем его улыбки, эта улыбка – очень вежливая издевка.

– Да, вы правы, я главный режиссер государственного театра. Да, у меня обычный театр. Совершенно верно, суперзвезд у нас нет, просто хорошая труппа. Да, у вас коммерческая пьеса. – Санечка посмотрел на телефон, как на продавца на рынке, который изо всех сил убеждает, что его черешня лучше, чем у соседа, вежливо, внимательно, думая о другом. Включил громкую связь и пошел в прихожую, он всегда забывает, в каком кармане оставил ключи от машины.

– Ваши зрители – это люди, которым есть куда пойти кроме театра в рестораны, казино. А если они хотят чего-то престижного, они лучше пойдут в оперу, а не в драматический театр. А для простых зрителей нужны коммерческие пьесы. Так хватит уже ставить Чехова, поставьте мегапопулярного автора! Вы должны рассуждать здраво! Александр, вы же практичный человек! У вас проблемы. У вас падают сборы. У вас проб-ле-мы.

Санечка вернулся, улыбнулся улыбкой «у кого же нет проблем» и выключил громкую связь.

Элла еще что-то сказала.

– Элла, мне больше нечего вам сказать, – резко сказал Санечка, – всего хорошего. – И швырнул телефон на стол.

Санечка никогда не швыряет телефон, никогда не обижается.

Что? Что она ему сказала?

Элла сказала: «У вас проблемы», а Санечка улыбнулся улыбкой «у кого же нет проблем».

На тот момент проблем у него было две. Одна, по-моему, ерунда, а другая очень сильно меня напугала. Откуда я знаю? Подслушала его разговор с Катькой. Они ночью разговаривали на кухне, а я стояла в коридоре.

Остается, конечно, вопрос – почему я вообще подслушивала? Ну… просто хотела быть в курсе.

Санечка сказал:

– Эта наглая самодовольная коза попала в больную точку. Я всегда считал, что делаю самое важное дело – зрительский театр. Зрительский, а не элитарный! Где этот так называемый элитарный зритель? Говорят, он есть, но его никто не видел! Мой театр – для среднего зрителя, для людей, которые ходят в театр один-два раза в год. Мой зритель должен получить в театре не чужое «я», а настоящий театр. Он хочет испытать эмоции. И моя идея абсолютно, стопроцентно верная – зрительный зал у меня всегда полон. БЫЛ полон. А сейчас сборы упали, почему?.. Знаешь, что самое неприятное? Она права насчет коммерческих пьес и ее суперпопулярного имени. …Кстати, ее пьеса ужасна, пьесы просто нет.

Катька сказала: можно переписать… если ты считаешь, что для театра это хорошо. У тебя же чутье.

Санечка сказал: ты думаешь?.. Ну не знаю… Она, конечно, самодовольная дура, она даже не заметит, что мы берем только ее имя. Зритель на нее пойдет, а на Чехова – не знаю.

Катька сказала:

– Думаешь, зритель идет по улице, видит афишу – спектакль по пьесе знаменитой писательницы. И думает – ага, у меня дома сто ее книжек, можно и спектакль посмотреть, приятно провести время. А вот, кстати, и Чехов, «Три сестры».

Санечка сказал:

– Ну, приблизительно.

Санечка сказал:

– Все-таки поставим Чехова. Есть один интересный молодой режиссер, он еще не ставил классику, но вообще ставит очень необычно.

А потом Санечка сказал… Я испугалась до дрожи в коленках, ведь я всегда видела Санечку уверенным, веселым, сильным.

В общем, Санечка сказал Катьке, что он не состоялся. Что быть не очень известным главным режиссером… Что он не сказал свое слово в искусстве, как Товстоногов, Эфрос, Додин. О Малом драматическом театре давно уже говорят «Додинский театр», а о его театре говорят просто «театр», и не важно, кто там главный режиссер. И если он завтра уйдет, театр останется прежним.

Я не знаю, что отвечала Катька, ничего не было слышно. Только Катькино тихое бормотание, а слов не разобрать.

Как она его утешала? Сказала, что в историю театра входят единицы?

Что он получал призы на международных театральных фестивалях, один раз получил Золотой софит и один раз Золотую маску?

Что сейчас он ставит немного, но актеры считают, что для театра это лучше?

Потому что если главный режиссер много ставит сам, то он приглашает на должность очередных режиссеров не талантливых, а просто. Из ревности к чужому успеху. А Санечка приглашает интересных режиссеров. Он не относится к чужому успеху болезненно, считает, что чужой успех на сцене его театра это и его успех.

Что он состоялся!

Или Катька просто говорила, что она его любит, что он самый лучший?..

На следующее утро я придирчиво всматривалась в Санечку, есть ли в его лице страдание и нервное расстройство, но и он, и Катька были веселы как птички.

– А как она тебе внешне? – спросила Катька. – Как кто? Писатель Ч?

– Похожа на старый лисий воротник, – сказал Санечка, – у моей мамы такой был, хищная мордочка, острые когти, клочковатый мех. Жутко страшный, она его нарочно забыла в химчистке.

И они засмеялись. Все ночное прошло без следа?

Вечером Катька снова у нас – сделала в пароварке диетические котлеты. Санечка пришел из театра, попробовал котлеты, сказал – очень вкусно, пойдемте в «Кидо».

«Кидо» – суши-бар в нашем доме.

«Калифорния» мне, «Филадельфия» Катьке, «фудоки» Санечке, «идзуми маки» Элле.

Откуда взялась Элла в платье с декольте? Позвонила Санечке, спросила, где он, и пришла! Преследует его как начинающая артистка, чтобы попросить роль.

– Зверь идет, – предупредила я.

– Какой зверь? Я не люблю животных, – всполошилась Элла, – позовите официанта, пусть прогонит…

Вика подошла к нам. В зале шумно, приглушенный гул голосов, музыка. Сейчас будет что-то ужасное – обычный скандал. Хороший большой скандал, как Вика любит, с криками, угрозами расстаться навсегда и хлопаньем дверьми. Мы не дома, но это Вику не остановит, она будет кричать шепотом.

– У вас го-ости?! А я, а меня не позвали?! Вы думаете, что я эгоистка, а это вы эгоисты! Едите суши все вместе, а я одна, как перст, и тоже люблю суши! …Значит, вы со мной так! – страшным шепотом начала Вика, прихватив ролл с Катькиной тарелки. – Как деньги, так Вика, дай! Как суши, так без меня!