Фрике был совершенно прав, а вот Пьер ле Галль ошибался. Оба друга действительно оказались пленниками, но находились они вовсе не в яме со львами, а в их собственной каюте.

Мощный наркотик парализовал небывалую силу атлетов и свел на нет любое сопротивление, которое могло бы дорого стоить людям, пришедшим пленить французов.

Только тот, кто вел жизнь, полную приключений, и всегда держался настороже, сразу же мог трезво оценить безвыходность сложившейся ситуации.

Именно поэтому Фрике и Пьер лишь для проформы проверили надежность удерживающих их пут, а затем, убедившись в тщетности усилий, застыли в неподвижности.

Первым нарушил молчание Фрике.

– Пьер, – сказал он тихо, – я простофиля. Еще вчера я должен был задуматься над твоими словами и принять все меры предосторожности.

– Много бы ты мог сделать!

– Разумеется.

– Каким же это образом, сынок?

– Ха! Черт побери, я бы схватил за шиворот старшего помощника, а в это время ты взял бы в оборот капитана. Затем мы бы посадили на якорь обоих пройдох, спрятав их в надежном месте, после чего тебе бы ничто не помешало взять на себя командование кораблем, вернуть судно на верный курс и по прибытии в пункт назначения сдать обоих янки местным властям.

– Конечно, твой план неплох, матрос, и я не сомневаюсь, что мы действительно смогли бы их скрутить и что оба пирата не слишком много бы весили, вися на абордажных крюках, которые мы зажали бы в кулаках. Но… это было бы слишком рискованно.

– И в чем заключается твое «но»?

– Прежде всего, ты не взял в расчет пятерых или шестерых американских матросов. Настоящая свора безбожников, которые ходят, едят и даже спят с револьверами на боку; плюс люди, находящиеся в машинном отделении, которых мы еще не видели. Я полагаю, что добрая треть из них – белые. Что же касается экипажа всех цветов кожи, то я не знаю, на каких языках говорят эти бедолаги, и я бы не смог с ними объясняться, тогда бы мне пришлось командовать с горем пополам… В итоге, как видишь, сынок, мне придется вернуться к тому, что я уже сказал. Это было бы слишком рискованно. Подумай немного… Управлять судном вдвоем… та еще работенка. Нет, я не утверждаю, что это невозможно. Будь у нас время, вероятно, наша затея и удалась бы, но вот так сразу, с наскока… Плюс ко всему мои предположения насчет изменения курса не подкреплялись никакими очевидными доказательствами. И наконец, вся эта дьявольская ответственность, связанная с несчастными чертягами, которых мы должны доставить на место в целости и сохранности.

– Эх! Гром и молния, я не забыл о них, и это злит меня еще больше. Я могу лишь без конца повторять тебе то, что сказал вчера: «Ах! Если бы на кону стояли только наши шкуры!»

– Вот это верно. Даже когда у меня появляются свои собственные средства, я тут же глупею; и сразу же спешу избавиться от них, стоит мне ступить на твердую землю… А уж если речь заходит о состоянии других людей… Я ничего не слышу и ни вижу – так боюсь попасть впросак. Мне кажется, что у меня в груди вместо сердца куски пакли и что мои мозги заменили на полный горшок корабельной смолы.

– Подводя итог и поразмыслив над тем положением, в которое мы попали, можно быть совершенно уверенным, что нас облапошили, как последних простофиль. Я отчетливо вижу, что в этой игре замешан пират, который командует этими морскими разбойниками.

– Гром мне в паруса! Это же так очевидно! Надо же быть таким глупцом! Я один виноват во всем случившемся! Старый пингвин! Тюленья башка! Распоследний олух!.. Сухопутный болван!.. Вместо того чтобы трещать, как попугай, я должен был завязать свой проклятый язык на сотню морских узлов! Если бы я не болтал о смене курса, если бы не интересовался компасом, а смотрел в оба, то этот проклятый безбожник даже и не подумал бы пришвартовать нас в этой каюте, как юнг, загулявших по кабакам.

– Утешься, матрос, – вступил в разговор Фрике. – Видишь ли, вся эта авантюра была задумана давным-давно, будь уверен. Теперь-то я понимаю, что американец никогда и не намеревался доставить нас до места назначения. В тот самый день, когда мы договорились с главным помощником капитана о транспортировке кули, эти двое мошенников замыслили недоброе и решили присвоить наших людей для дальнейшей перепродажи. Чуть раньше, чуть позже, на нас бы все равно напали из-за угла. Просто твое любопытство ускорило события. Мне тут в голову пришла еще одна идея. Было бы странным, если в этом деле не оказался замешанным зубоскал по имени Бартоломео де Монте. Ты помнишь его последние слова и недобрую улыбку?

– Ты прав! Я как сейчас вижу его лицо, будто перемазанное дегтем, и рот макаки, кривящийся в усмешке… Если я когда-нибудь вернусь в Макао, то начну с того, что вышибу дух из этого подонка.

– Итак, – продолжил Фрике, – я нахожу, что ситуацию трудно назвать веселой. А еще я хотел бы сменить позу. У меня все тело затекло.

– Бедный парень… – В голосе Пьера ле Галля послышалось искреннее сострадание. – Сразу видно, что ты не привык к подобным вещам так, как я. В молодости я был любителем прошвырнуться по кабакам и поэтому не раз имел возможность познакомиться с «игрушками» командира батареи. Ах! Его обращение трудно назвать нежным… За малейшую провинность – бац! – и в железо или шесть часов кряду несешь вахту впередсмотрящего привязанный к «вороньему гнезду»… И это не мешало нашему старому вояке готовить отличных матросов. Видишь ли, сынок, тебе следует терпеливо сносить боль. Наше счастье, что этому проклятому безбожнику не пришло в голову посадить нас в разные каюты, и мы можем нести трудную вахту вдвоем.

Пока шла эта тихая беседа, рассвело. Слабый бледный свет, проникающий в каюту через иллюминатор, позволил обоим друзьям увидеть, как выглядят их путы. Да, они были обездвижены, но не с помощью железных оков, а с помощью крепких швартовых канатов, которые хотя и были не такими тяжелыми, как кандалы, все равно пресекали в корне любую робкую попытку мятежа.

Вскоре наступил час обеда, и заключенные уже начали гадать, собираются их кормить или нет, когда дверь каюты распахнулась и на пороге возник маленький китаец с огромным солдатским котелком, наполненным рисом, в котором плавали кусочки сомнительного вида, судя по всему мяса.

– Надо же, – воскликнул Фрике, – котелок. Это явление жителя Поднебесной с отвратительной жратвой заставило меня вспомнить мое первое приключение с доктором Ламперрьером на берегах Огове:[18]тогда местные черномазые людоеды засунули нас в клетку для откорма скота, чтобы впоследствии съесть.

– А ну молчать! – раздался резкий окрик на английском. В дверном проеме маячила фигура американского матроса, вооруженного полукопьем.

– Ты только взгляни! – тихо прошептал Пьер ле Галль, – часовой. Вот чума, капитан оказывает нам честь, держа под строжайшим арестом!