Приглашенные и принятые для путешествия астроном Горнер и естествоиспытатель Тилезиус должны были, по предписанию, ожидать нас в Копенгагене. Первый находился уже там, когда мы прибыли, другой же явился через неделю по приходе нашем. Через два дня после сего последнего явился и натуралист Лангсдорф, коего просьба о принятии в число ученых путешественников прислана была в С.-Петербург поздно; впрочем, приняли бы его также, поелику знания его в естественной истории одобрены были многими сочленами Академии наук. Лангсдорф находился сперва в Португалии, потом в Англии и, не прежде как уже по прибытии своем в Геттинген, узнал о намерении нашего путешествия. Хотя и отвечали ему, что принять его уже не можно, однако ревность сего ученого была так велика, что он, невзирая на то, приехал к нам в Копенгаген, чтобы попытаться, нельзя ли победить невозможности.

Сентября 4-го работа наша окончена, и мы приготовились к отплытию; но сильный ветер от NW удерживал нас выйти на большой рейд. В сие время граф Бернсторф, императорский посланник граф Кауниц-Ритберг и его супруга удостоили нас своим посещением.

Сего же дня взял я на корабль свои хронометры. Они находились на обсерватории с 21 августа. Бугге ежедневно проверял их по солнцу и звездам.

Сентября 7-го позволил нам ветер выйти на большой рейд, где нашли мы два российские фрегата, один 50-, а другой 38-пушечный, которые того утра пришли из Архангельска под начальством капитана Крове.

Сентября 8-го пополудни в 5 часов, по взятии пороха и по поднятии гребных судов, снялись мы с якоря и пошли с «Невою» в Гельсингер, куда пришли в 11 часов вечера; на рассвете хотел я продолжать свое плавание, но жестокий ветер от NW принудил нас стоять на якоре шесть дней. Сентября 15-го сделалась опять погода хорошая при WSW ветре, который хотя не совсем был для нас попутный, но я, дорожа временем и опасаясь, чтобы потеря оного после не произвела худших следствий, решил отправиться. В 6 часов утра начали мы сниматься с якоря, в 7, проходя брандвахту, салютовал я оной, потом крепости Кронбург семью выстрелами, на что ответствовали с них равным числом. Ветер был довольно свежий и многие из наших спутников страдали от качки.

Ввечеру погода сделалась лучше. В 2 часа пополуночи находились мы по счислению вне Каттегата, в сие время не видно было ни Скагенского, ни Мальстрандского маяков. 17-го увидели мы датский фрегат Тритон, отплывший несколькими часами ранее нас из Гельсингера. Он держался более к берегам норвежским и, уповательно, шел в Христиан-Занд. Погода продолжалась два дня пасмурная с дождем и порывистым ветром; барометр опустился на 29,20; надобно было ожидать непременно крепкого ветра. В час пополуночи опустился барометр ниже 28 дюймов при перемене ветра от SW к NW; сделался жестокий ветер. Корабль накренило столько, что я никогда того прежде на других кораблях не видывал. Должно было убрать все паруса и поставить штормовые стаксели; но последствием сего было то, что корабль наш принесло к берегам Ютландии, которые усмотрели мы в 4 часа пополудни в расстоянии около 20 миль. Во время шторма разлучились мы с «Невою». На рассвете не видали уже оной более.

В следующую ночь ветер несколько утих, но все дул еще между W и WNW, так что, хотя и позволял нам прибавить парусов, однако ж не скоро могли мы выйти из Скаггерака. 19-го в 4 часа пополудни увидели мы Линденесс, южный мыс Норвегии, нами Дернеусом, а англичанами Несом называемый; но ветер не позволял нам обойти оного. К вечеру ветер сделался тише. В сие время открылось редкое явление, привлекшее на себя внимание наше и по общему суждению казавшееся предвестником нового шторма. От WNW до NO в высоте 15 градусов над горизонтом составилась светлая дуга с висящими отвесно под нею облачными темными столпами, из которых большая часть была светлее других. Сие явление оставалось до 10 часов в первом своем виде, потом разделилось на две части; столпы поднялись до самого зенита и сделались так тонки, что можно было видеть сквозь оные второй величины сверкающие звезды. Через целую ночь продолжалось сильное северное сияние, которое могло быть и сего явления причиною.

20-го в полдень находился от нас южный норвежский мыс Линденесс NNW в расстоянии около 18 миль, который принят мною пунктом отшествия. Под вечер шел сильный дождь и ветер от OSO дул весьма крепкий, но поутру последовало безветрие. В сие время находились мы на Доггер-Банке, почему и закинули мы для свежей рыбы невод, но лов был неудачен. Тогда же велел я опустить, полученную мною от адмирала Чичагова, Гельсову машину для узнания разности температуры воды на поверхности и глубине известной; но как сия была 24 сажени, то и оказалась разность едва приметною. Барометр показывал опять 29,16, зыбь была очень сильная от N, верные предвозвестники крепкого ветра, который, настав в 10 часов вечера, свирепствовал столько же, как и сентября 18-го; но только был для нас попутный. Ввечеру следующего дня ветер утих, и 23-го сделалась по долгом времени хорошая погода.

В сей день встретился с нами английский 50-пушечный корабль под брейд-вымпелом, на коем находился командор Сидней Смит. Он крейсировал со своей эскадрою около Текселя, но из оной не видали мы ни одного корабля. Командор прислал к нам офицера с весьма учтивым на мое имя письмом, в котором желал нам счастливого в путешествии успеха. В 5 часов пополудни увидели мы английский фрегат, который, вероятно, почел корабль наш неприятельским и преследовал нас под всеми парусами. Он догнал нас уже в 9 часов вечера. Открылось, что капитан сего фрегата был Бересфорд, с которым за девять лет назад служили мы вместе в Америке. Это побудило меня к нему съездить. Оба рады были мы сердечно нашему нечаянному свиданию. В последний шторм повредилась на фрегате мачта, что принудило его идти в Ширнес.

Я объявил Бересфорду, что астроном наш должен отправиться в Лондон для покупки недостающих астрономических инструментов и что Резанов желает также воспользоваться сим случаем и побывать в Лондоне. Немедленно представил он мне свою готовность взять их к себе на фрегат и отвезти в Ширнес, куда предполагал он прийти на другой день. Видя, что могу сберечь через то довольно времени, решился я принять предлагаемую нам услугу, невзирая даже и на то, что уже поздно было отправить сею же ночью упомянутых к нему на фрегат и что я, уклоняясь от своего курса, принужден был во всю ночь следовать за фрегатом, державшим курс свой к берегам английским. Благоуслужливость капитана Бересфорда простерлась далее. Он прислал к нам одного из своих лоцманов, коих было у него двое, с приказанием оному оставаться у нас до тех пор, пока буду я находить то нужным.

Мы плыли вместе до следующего утра, в которое увидели весь английский берег при Орфорд-Нессе. Тогда приехал к нам капитан Бересфорд и взял с собою Резанова, астронома Горнера и майора Фридерици; после чего разлучились мы скоро, и каждый пошел своим курсом. При сем не упустил я случая отослать своего племянника Бистрома, кадета Морского корпуса, в Лондон, с тем чтобы отправиться ему оттуда назад в Россию. Худое состояние его здоровья, увеличившееся чрезмерно от беспрестанного страдания обыкновенною морскою болезнью, показало ясно, что продолжение путешествия было для него вовсе невозможным.

Поскольку прошедшею ночью должны были мы следовать за фрегатом, «Виргиниею», то и произошло, что мы находились теперь между английским берегом и опасными мелями, из коих главная называется Голоперс, и на оной нет никакого знака. Мореплаватели стараются обыкновенно проходить мористее[27] сих мелей, между оными же не отваживаются ходить без лоцмана. Ночью ветер сделался совсем противный и принудил нас в следующий день лавировать между Норд и Зюйд Форландом. Пополудни настало совершенное безветрие; прилив был противный и направление имел из Английского канала. Все сие заставило нас бросить верп; но вдруг потом сделался ветер восточный, которым прошли мы наступившею ночью Дувр.