Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы близнецы!
– Я только что об этом подумал. Кто ваш портной?
Она похлопала по соседнему табурету, приглашая меня сесть:
– Как доехали?
– Быстро и без приключений. По воскресеньям это бывает нелегко, но сегодня, наверное, все решили еще на денек остаться за городом. Что будете пить?
– Чай со льдом.
– Вы не пьете?
– Пью, но не сегодня вечером. Раз встречаюсь с вами, мне нужна ясная голова.
– Почему?
– Потому что вы мой герой. Боюсь сказать какую-нибудь глупость и отпугнуть вас. Не хочу рисковать.
– Вы идеальная спутница, Вероника. Я не успел сесть, а вы уже сказали, что я ваш герой. Мне даже не пришлось ничего рассказывать, чтобы попытаться произвести на вас впечатление.
– Да, но мне просто не терпится услышать ваши рассказы, мистер Байер.
– Сэм.
– Знаете, как часто я мечтала услышать от вас это? Мечтала посидеть с вами в каком-нибудь месте вроде этого, просто так, вдвоем, и услышать, как вы говорите: «Можете называть меня Сэм».
– Вы всегда так... честны?
– Лгать слишком утомительно. Приходится пробовать на вкус каждое слово, прежде чем произнести. Терпеть не могу этого. И без лжи не так-то просто дать другому понять, о чем ты вообще говоришь.
Официант принес мне бокал. Пригубив, я попытался прочесть ее мысли, и мы оба не знали, что сказать дальше.
Она выглядела моложе, чем я ее запомнил, более чувственной и соблазнительной. У меня всегда была дурная привычка путаться с тощими неврастеничными женщинами. Они часто оказывались хорошими любовницами и этим вначале и ловили меня на крючок, но их первоначальная отвязанность в постели позже переходила в отвратительное статическое электричество, и я чувствовал себя громоотводом в грозу. Конечно, некоторые трудности в отношениях возникали и по моей вине, из-за моей неисправной электропроводки и различных смертных грехов. Я был оптимистом и очень любил женщин – и из-за этих свойств неизменно наживал неприятности. Даже теперь, через пять минут после того, как поздоровался с Вероникой Лейк и начал «брачный танец», в душе я уже мчался, как лайнер по взлетно-посадочной полосе перед стартом. Уже подумывая: «Интересно, когда я смогу пригласить ее в Коннектикут?», я хотел узнать о ее прошлом, каких еще авторов она читает, как пахнет ее дыхание. Мне нравились ее честность, прямой взгляд в глаза, ее жесты, как у греческого оратора. Она понравилась мне еще до того, как я ее узнал, но это было очень в моем духе.
– Над чем вы сейчас работаете? Можно спросить, или это слишком личный вопрос? – В ее голосе сквозили сомнение, некоторая неуверенность.
– Вовсе нет. Я писал роман, но одно недавнее событие изменило мои планы. Я увлекся другим.
– Можете рассказать? Кстати, ваш знак зодиака – Рыбы?
Я замолчал и откашлялся. Не люблю астрологию. И не люблю тех, кто спрашивает про знаки зодиака. Слишком часто, услышав ответ, они глубокомысленно кивают, словно дата рождения объясняет, почему у вас в жизни все идет наперекосяк. Меня не удивило, что Вероника угадала.
– Да. Как вы узнали?
– Вы – рыба. Я чувствую запах. – Она улыбнулась и больше ничего к этому не добавила.
– Что вы хотите сказать? От меня пахнет рыбой?
– Нет, от вас пахнет хорошим одеколоном. Вероятно... «Эрме»? «Эрме» или «Ромео Джильи». Прекрасный запах. Я не то имела в виду.
Я сделал знак официанту.
– По-моему, стоит еще выпить.
Вероника наклонилась ко мне и сжала мой локоть:
– Знаете, я просто поклонница. Я никто. Меньше всего на свете мне хотелось бы вас обидеть. По вашему лицу видно, что я вас рассердила. Пожалуйста, поймите, я вовсе не собиралась вас обидеть. Мне лучше уйти? Черт! Мне так жаль.
Она отодвинулась, и я погладил ее по руке.
– Вероника, я добирался до Нью-Йорка два часа. Мы не проговорили и пяти минут, как вы уже сказали, что я рыба, а теперь уходите! Думаю, нам лучше отмотать пленку назад и снова нажать на «пуск». Как вы думаете?
– Боюсь, что теперь мне будет страшно раскрыть рот.
– Не бойтесь. Мне нравится ваша прямота. Вы спросили, над чем я работаю. Давайте начнем с этого места.
Я откинулся на спинку. Вероника, не двигаясь, смотрела на меня.
– Когда мне было пятнадцать, я нашел тело девушки. Ее убили.
Эту историю я рассказал всего за несколько минут. Когда я замолчал, Вероника, не говоря ни слова, уставилась в стол и только после долгой паузы подняла глаза. По выражению ее лица было видно, что она что-то поняла.
– Паулина Острова была вашей мертвой русалкой. Конец детства. Все эти невозможные сочетания мы можем понять только теперь, а испытать могли только в молодости. Женщина и рыба. Молодая и мертвая. Секс и убийство...
– Оксюморон.
Она тихо кивнула:
– Именно. Детство состоит из противоположностей. Тебе или слишком жарко, или слишком холодно. Ненависть или любовь, не иначе, а через секунду все снова меняется. В течение той минуты вы, пятнадцатилетний мальчик, ощутили все сразу. Для подростка мертвая девушка была эротичной. Конечно, вы хотели посмотреть на ее трусики. Мне это понятно.
– Вы хотите сказать, что у меня не было задатков пятнадцатилетнего некрофила?
– Сэм, в пятнадцать лет меня все наводило на мысли о сексе. Знаете, у вас очень красивые губы. Пожалуй, я выпью.
Она заказала водку со льдом. Ее длинные пальцы с нежно-розовыми ногтями так соблазнительно обхватили стакан с прозрачной жидкостью, что я вздохнул. Когда я поднял глаза, она смотрела на меня. По ее улыбке было ясно, что она прекрасно поняла, о чем я думаю.
Вероника взболтала кубики льда в стакане и сделала маленький глоток.
– Сегодня я услышала интересную историю. Один мой друг держит ресторан на Шестьдесят восьмой стрит. Несколько месяцев назад к нему зашел посетитель и заказал филе-миньон. Мой друг гордится тем, что каждый день закупает самое лучшее свежее мясо. Так что посетитель получил свое филе, и когда съел, заявил, что это лучший кусок мяса, какой он только пробовал в жизни. Ресторан тот не из дешевых, но на следующей неделе этот человек приходил каждый день и заказывал филе. Щедро давал на чай, был очень доволен, говорил кучу комплиментов... Но однажды мой друг то ли не поехал на рынок, то ли что-то случилось – в общем, свежего мяса у него не оказалось. Мясо осталось вчерашнее, но оно было хорошее, понимаете? Пришел посетитель за своим филе. Когда ему подали, он не откусил и кусочка, а сразу нагнулся и понюхал. Потом отрезал кусочек, попробовал и отложил нож и вилку. «Мясо не свежее». Потребовал счет и вышел. И больше его не видели. Чего я не пойму – почему же ему не сказали: «Мясо сегодня несвежее, возьмите что-то другое».