– Бросьте, Вероника. Вы-то сами никогда не врете?

Она осушила свой бокал.

– «Когда лжешь, легко верить в себя, потому что говоришь о ком-то другом». Это вы написали. Я повесила эту фразу у себя над столом.

Я поднял руки, сдаваясь:

– Но писатели – известные лгуны.

– Могу я попросить не лгать мне? Поверьте, я умею держать удар. Вам незачем стараться произвести на меня впечатление, потому что уже произвели. Мне нравится ваша внешность, и Богом клянусь, для меня не важно, играли ли вы в университете в баскетбол и знакомы ли с Биллом Клинтоном.

– А что, если я скажу, что был трижды женат и все мои бывшие жены считают меня скотиной?

– Про жен я знаю. Я читала про вас все статьи, которые могла найти. Мне наплевать, потому что я не такая, как они. Дайте мне шанс, и я вам докажу.

– Ого! Вы всегда берете быка за рога?

– Вы имеете в виду день нашей встречи, когда вы надписывали книги? Мне ужасно хотелось поговорить с вами. Но потом, когда это случилось, я струсила и промолчала. Я хотела сказать вам... Нет, не могу даже сейчас. Боюсь.

– А как же правда, о которой вы говорите?

Она глубоко вдохнула, задержала дыхание и шумно выдохнула.

– Ладно. Наверное, нет разницы между ложью и молчанием. Я хочу встречаться с вами. Хочу быть с вами.

– У вас нет мужчины?

– Нет. И СПИДа тоже. Я не феминистка и не люблю случайных связей, но когда сижу здесь, рядом с вами, мне хочется не отрываясь целовать вас в губы.

* * *

Она пела во сне. И это оказалось лишь первым неожиданным открытием из множества, что выпали на мою долю в ту насыщенную ночь. Мы отправились к ней домой, но когда добрались туда, все произошло так быстро, что я даже не успел осмотреться, чтобы понять, как она живет.

Мы вошли, Вероника ногой захлопнула за собой дверь – БУМ! – и сразу провела меня в спальню. Как бы вы ни были опытны, каким бы крутым или светским себя ни мнили, вас все равно поразит женщина, которая ведет вас к себе в спальню через две секунды после того, как вы пришли к ней на первое свидание. Я снова чувствовал себя двенадцатилетним невинным членом клуба «Микки-Маус».

Она раздевалась, не сводя с меня глаз. Сначала кеды – самым эротичным образом, какой я только видел. Потом белая рубашка постепенно сползала по мере расстегивания пуговиц, пока не расстегнулась последняя. Одно движение плеч – и рубашка упала на пол. Никакого лифчика. Груди, за которые стоило развязать войну.

Массивную серебристую пряжку ремня она расстегнула двумя быстрыми движениями – вправо, влево, готово. Брюки были расстегнуты так же быстро, со звуком, который каждый мужчина будет помнить в старости, лежа на смертном одре и судорожно ловя ртом воздух, – этот звук расстегиваемой молнии. Черные трусики. Тоже долой.

– Иди сюда.

Я сидел на кровати, но тут же встал и подошел к ней. Вероника не дала мне прикоснуться к себе, пока меня не раздела.

– Погоди. Наслаждение должно длиться.

В отличие от своей, мою рубашку она расстегивала очень медленно, то и дело останавливаясь, чтобы с улыбкой посмотреть на меня. Я ощущал запах ее волос. Они пахли невинным детским шампунем. Плечи у нее были широкие, но руки – тонкие и четко очерченные.

Когда моя рубашка оказалась на полу, Вероника провела кончиками пальцев по моей груди, по плечам, вдоль рук до самых пальцев. Потом приблизилась и снизу вверх погладила мою спину. Я нагнулся поцеловать ее, но она покачала головой и отвернулась, хотя по-прежнему меня гладила.

– Вероника!

Ее руки замерли, и она отстранилась.

– У меня нет презерватива.

Наклонившись, она достала из кармана брюк целую пригоршню.

– Откуда ты знала? – Я постарался, чтобы это прозвучало весело и вместе с тем скептически.

– Я не знала. Я надеялась.

Хотя в моих романах полно откровенных сексуальных сцен, я не попытаюсь даже описать, каково было спать с Вероникой Лейк. Излагать секс словами – совсем не то, что им заниматься. Конечно, можно подпустить побольше жесткого порно и клубнички – пусть у идиотов потекут слюнки, – соединяя в пределах одного абзаца различные части тела, но это слишком далеко от реальности – как далека открытка от истинного пейзажа.

Многое из того, что она знала и делала, я уже познал раньше, но теперь у меня вызвали трепет ее подвижность и пыл. Все равно, что оказаться в танцевальном зале с искусной танцовщицей, которая знает каждое па, ни на минуту не хочет присесть, и дает тебе понять, что ты – Фред Астер.

Не знаю, когда мы заснули, но среди ночи я проснулся, чувствуя, что ее волосы щекочут мне шею, а где-то рядом чей-то тихий сонный голос поет «Uptown Girl» Билли Джоэла. Сначала я подумал, что мы не выключили радио, но вспомнил, что вообще его не включали. Потом сквозь паутину сна мне казалось, что голос доносится с улицы, пока до меня не дошло, что голос раздается слишком близко. И я повернулся к женщине, рядом с которой уснул:

– Вероника!

– Uptown Girl...

– Вероника!

– You 've been livin'...

Она лежала, отвернувшись от меня, и медленно перевернулась.

– Привет!

Тот же нежный певучий голос.

– Ты поешь во сне!

– Я знаю.

– Ты пела «Uptown Girl»!

– Можешь переключить, просто нажми мне на нос. Ты меня поцелуешь?

Утром я проснулся раньше нее и воспользовался возможностью рассмотреть ее жилище. Все в нем неизменно говорило: «полный порядок». Все было аккуратно, но не патологически чисто. В ванной валялось несколько шпилек и других женских принадлежностей, в раковине на кухне – немытые чашки. Несмотря на это, повсюду царили опрятность и аккуратность. Квартира состояла из спальни и гостиной, которая служила и рабочим кабинетом. А больше всего мне понравилось, что в квартире много солнца. В ней ощущались радость и простор.

Писатели любят повсюду совать свой нос, это профессиональная болезнь, и в доме моей новой любовницы я заметил еще кое-что. Она читала в основном романы, стихи, книги по дизайну и биографии художников. Мебель казалась скорее уютной, чем стильной. Гостиная была уставлена экзотическими цветами в вазах всевозможного размера и цвета.

Взглянув на недописанное письмо на столе, я был поражен почерком. Не знай я, что это писала она, я бы принял его за мужской. Каждая буква выписана четко и строго вертикально, отчетливо и изящно. Рядом лежала перьевая ручка – очень большая, блестящая, синяя, с золотистым колпачком. Я осторожно взял ее.

– Разве не прелесть?

Она прикоснулась к моему плечу, и я обернулся. Волосы в самом соблазнительном беспорядке, руки мягкие и теплые.