– Доставить этот конверт в штаб дивизии в Тимишоару!

С этими словами адъютант вручил мне толстый конверт. Отдав офицеру честь, я отбыл из места расквартирования в пункт назначения. Я не спешил, поэтому ехал на умеренной скорости. Ярко светило солнце. И вообще, мир казался совершенным. За день до этого мы провели регламентные работы на нашей матчасти, мотоциклы были в идеальном состоянии. Смотр техники проводил уже знакомый мне по Вогезам обершарфюрер. Когда я доложил ему о том, что все необходимые регламентные работы проведены, он многозначительно покачал головой:

– Ну как? Свечи больше не подводят? Теперь знаешь, как сменить их?

Мои друзья навострили уши – никто из них не знал о моем досадном инциденте в Вогезах.

– Яволь, обершарфюрер!

Надо сказать, я очень многому научился в ходе этого продолжительного марша. Теперь мне уже вовсе не требовалось обращаться по каждому пустяку к ремонтникам – я сумел освоить машину. Так кавалерист, в конце концов, объезжает даже самую норовистую лошадь, и та чувствует это. Так и мой BMW. И Бела, и

Швенк, да и остальные наши многому научили меня. Именно благодаря им я узнал самые необходимые вещи об эксплуатации мотоцикла, хотя временами они преподавали мне уроки в весьма жесткой форме.

По пути в Тимишоару меня поразили в селах, где проживали этнические немцы, установленные вдоль дороги и накрытые столы. И каждый проезжавший немец обязан был остановиться и отведать предложенных угощений – не остановиться было просто невозможно: нас не пускали дальше! Да и сами мы были отнюдь не прочь пображничать, тем более что за столами сидели такие аппетитные девушки, что просто слюнки текли. Один роттенфюрер из саперного батальона так загляделся на какую-то местную красавицу, что стакан с вином расплескал. Движение на дороге было довольно оживленным. Взад и вперед носились связные на мотоциклах, грузовики спешили подвести все необходимое. Мелькали и легковые автомобили, доставлявшие офицеров на совещания. Основательно подзаправившись – как-никак несколько толстенных бутербродов с ветчиной, сыром и маслом, – я продолжил путь.

Скоро я доставил пакет в штаб дивизии, оставил машину в мотоциклетном разведвзводе и направился изучать Тимишоару. Как выражался по подобному поводу наш Бела: «Черт возьми, надо же хоть краем глаза увидеть этот мир!» На всем облике города, на его административных зданиях, на широких улицах лежал отпечаток Германии. Вот вывеска парикмахерской. Как же приятно все-таки усесться в удобное кресло и вдыхать приятные запахи. Наш Хубер отнюдь не был цирюльником от Бога, и его разболтанная машинка мало походила на инструмент для стрижки волос. А здесь меня подстригли образцово.

Каким-то образом я оказался у железнодорожного вокзала. Несколько новоиспеченных обер-юнкеров (кандидатов в офицеры) размашисто шагали мне навстречу. Я отдал им честь. Один из них остановился:

– Я вас знаю?

Я присмотрелся к нему. Это был мой первый инструктор, еще когда меня только-только призвали, тогда унтершарфюрер Клосковски. Мы разговорились. Оказалось, они только что прибыли вместе с товарищами из Бад-Тёльца. Клосковски поинтересовался, как сложилась судьба его бывших подопечных из отделения. Прощаясь, мы пожелали друг другу ни пуха ни пера.

Клосковски стал командиром роты, упоминался в сводке вермахта и удостоился Рыцарского креста. Потом дошла очередь и до креста березового – он был похоронен где-то в России. Клосковски принадлежал к тому типу младших командиров, которые доводят своих рекрутов до полнейшего изнеможения. Но – самое любопытное – не было в отделении человека, который возненавидел бы его за это. На самом деле Клосковски прекрасно понимал, на что мы способны, и дрессировал нас ради нас же самих, а не просто ради собственного развлечения.

У нас в группе было парочка умников. Они изо всех сил старались на занятиях загнать в угол Клосковски своими хитроумными вопросами. Куда там! Отвечал он всегда впопад и с улыбкой – кто-кто, а Клосковски прекрасно понимал их намерения.

Ко всему иному и прочему, этот человек вел себя так, будто ему наплевать решительно на все на свете. Клосковски всегда имел при себе и детонатор, и парочку гранат или других подобных «игрушек». Однажды, это было на полигоне под Бредой, мы сидели вместе с ним и обсуждали французские ручные гранаты. И вот один из наших возьми да спроси его: мол, а чем отличаются французские от немецких?

– Сейчас выясним, – невозмутимо ответил унтершарфюрер.

И недолго думая дернул за кольцо и небрежно так швырнул гранату на несколько метров.

Мы тут же бросились на землю. Прогремел взрыв.

– Ну как? Больше вопросов нет? – с улыбкой спросил Клосковски.

* * *

Однажды Хубер должен был выполнить поручение. Примерно в 16:00 он на своем мотоцикле с коляской отбыл в Тимишоару. Время подошло к девяти вечера, а Хубера и след простыл. В свое время наш адъютант обратил внимание на то, что если мы отправлялись с каким-нибудь поручением в Тимишоару, то всегда возвращались бог знает когда. И Хубер получил указание возвращаться немедленно. И теперь уже никто не думал, что он потащился в кино. Вот если бы речь шла, скажем, о Беле, тут бы сомнений не было ни у кого.

Бахмайер приказал мне отправиться в Тимишоару на поиски Хубера.

– Может, у него поломка в пути ему понадобилась помощь?

– Яволь, унтершарфюрер! – отрапортовал я и бросился к мотоциклу. Черт бы его побрал! Все мои ребята сидят себе да попивают винцо, а я их оставляю!

– Не бойся – мы за тебя выпьем! – выкрикнул мне вслед Ципп.

Ну и друзья! Еще и издеваются!

Хубера я обнаружил километрах в тридцати от Тимишоары. Он едва шел, пошатываясь.

– Где тебя столько носило? – напустился на него я. – Тебя уже заждались.

– У меня заднее колесо накрылось! – буркнул он в ответ. – Вот и пришлось поработать.

Осмотрев машину Хубера, я убедился, что поработать ему действительно пришлось не на шутку. Он вынул камеру из колеса коляски, вставил ее в заднее колесо, а шину колеса коляски забил травой. Вот и тащился как черепаха.

– Дай мне чего-нибудь хлебнуть – в глотке пересохло.

Разве я мог ему отказать! Во фляжке оставалось еще немного шнапса, которым нас изредка баловали. Хубер в один присест все и выдул. И мы, горланя непотребные песенки, потащились назад в Томнатик. Прибыли мы на место уже за полночь.

* * *

Наконец, случилось то, чего уже мы давно ждали, – в ночь с 10 на 11 апреля 1941 года, как раз в Страстную пятницу, наш мотоциклетный батальон подняли по тревоге. Мы так еще и не поняли до конца, что нас сюда пригнали отнюдь не на отдых. Вот уже несколько дней в Югославии шла война. Хотя кое-кого из наших мотоциклистов уже направили в приграничные районы, основные силы батальона наслаждались спокойствием в Румынии.

Все село собралось проводить нас, когда мы стали запускать двигатели мотоциклов. Многие девушки даже плакали, не скрывая слез. И мы в довольно угрюмом настрое ринулись в темноту, следуя за нашим командиром.