Заканчивать прием я не спешила. Чувствовала: сразу же набегут непрошеные тяжелые мысли. Лучше как следует устать. Тем более день уже к концу, когда я там ела в перерыве и что именно — сама толком не заметила. Во мне, кажется, все еще жила надежда, что если вылечить всех поскорее, то меня отпустят домой...

— Ыш-ш-ш, ш-шаш-ш.

— Назовите симптомы человеческим языком, — не глядя сказала я.

— Уш-шаш-ш, шыш-шыш-ш-ш, у-у-уэ-э-эш.

Я оглянулась. На лечение пожаловал колючий холмик. Не, судя по высунувшейся розовой мордочке, холмик был вполне подвижный.

Не то чтобы я обиделась и рассердилась, но захотелось поворчать. Совсем обленился товарищ-домосед, решил выспаться, а своего итакари прислал полечиться. Представила, как в клинику явился бы кот без владельца и начал бы вылизываться, указывая на то, что ему следует отчикнуть.

Вот как удалю тебе пару иголок, небось двуногий примчится посмотреть, кто его эпилирует во сне!

Но дикоёжик ткнулся мне в руку розовой мордочкой, далеко убрав колючки, и я постыдилась такой садистской шалости. Попросила шагнуть в яркое лунное пятно… А, у нас все совсем не страшно. Попали задними лапками в сеть, где дотянулись — перегрызли, но остальные петли тебя, бедняжку, стреножили. К счастью, не так давно — ни ран, ни онемения. Все равно полоски от сети обработаю.

Ну, иди к хозяину.

Однако дикобразик не спешил. Он еще раз поглядел на меня живыми бусинками, ткнулся мордочкой. И отошел в темноту.

 ***

 Похоже, я таки уработалась. Когда второй раз в этом мире стемнело, мне даже было лень зайти в шалаш. Но пришлось брать ноги в руки, ползти и падать. По дороге зацепила из деревянной миски у входа лист какой-то местной капусты, ощутила носом ароматную свежесть и успела заснуть, пережевывая его, как коза на грядке. Самое главное — до прихода тоскливых мыслей.

Проснулась я не от тоски. И не от луча солнца, дотянувшегося до моего лица. Этот луч я ощутила сквозь сон.

Проснулась же, потому что луч закрыла огромная крылатая тень.

Раис:

Я не раз слышал, что даже короли не властны над снами. Обычные короли, такие как мой отец, — да. Про них и рождаются пошлые пословицы.

А я — властен. Я мог бы превратиться во сне в парящую птицу, в солнечный луч, в безмятежно спящую заоблачную вершину. Или спать без снов.

Но я разрешаю снам выныривать из моей памяти. Они неприятны, это да. Зато после них приятно просыпаться. Например, такой сон…

…Непритязательное селение у подножия Серого Хребта. То, что дождь льет на него, когда над округой солнце, — самая мелкая неприятность для жителей. Морфов в селе раз-два и обчелся, а если есть, то такие забавные варианты, как Заморыш. Итакари Заморышу не защита, он сам защищает его. Конечно же, не кулаками, но ведь можно быть все время настороже и убежать, спрятаться от шутников...

…Утро в селе после унылого вечернего пира. Взрослые спят, детвора играет. Мальчишки — в три камня и три палки, девчонки — в кукольную свадьбу. Заморыша мальчишки играть не берут, но и девчонки начинают над ним посмеиваться — не малыш. Еще два-три года — и начнут расти усы…

…В селение въезжает конный отряд под королевским стягом. Командир машет похмельным жителям — спите дальше. Те, кто нужен нам — дети, — и так на улице. К мальчишкам и девчонкам, построенным в ряд, подходит маг — очень слабый чародей, как потом узнает Заморыш. Но в его руке сильный артефакт — скляница с каплей королевской крови. Маг подходит к каждому подростку, бормочет, прикладывает грязную ручонку к стеклу, вздыхает, протирает ароматным платком, прикладывает опять. Подростки с усами в стороне — их проверили два года назад, совсем малышам еще не срок.

Заморыша чуть не обходят стороной — смеется даже маг. Но выполняет долг. Заморыш вздрагивает, фиал светится, доносится громкий струнный звук.

— Эвон оно как, — замечает выползший мужичок. — Вон почему малого иногда байстрюком кличут. Вот, оказывается, он чей байс...

— Бастард, — уточняет командир, подкрепляя уточнение оплеухой. — В седле умеешь? — спрашивает уже Заморыша.

Заморыш, вышедший из ступора, отвечает, что только бывал возницей.

— Все равно садись, к седлу привяжем, — говорит командир.

…Он едва успел подхватить из травы Риса. Общего сердца у них тогда еще не было. Да ни у кого в деревне не было — кто станет тратить айкву на смердов?

 ***

Самое приятное в этом сне для меня — рожи односельчан, выскочивших на улицу и глядевших вслед мне, внебрачному принцу, навсегда покидающему село.

Откуда им знать, что таких сел в королевских владениях — под сотню, а таких принцев при дворе взрослеет с полсотни. Потому что бастардам лучше подрастать, жить, ну и умирать под присмотром. В перспективе, когда-нибудь, один займет трон. Вот объявленного кронпринца не будет. Если существует законный наследник, всегда есть соблазн сесть на трон раньше времени, не у него, так у придворных интриганов, а король не такой пьяница, чтобы это допустить.

                 ***

Есть и другой, более приятный сон. Такой приятный, что иногда мне хочется его себе приснить. Но я этого не сделаю. Пусть придет сам...

Звон мечей, свист тетивы, азартные «гррыд, гррык». Звуки доносятся со двора, там солнце и аромат цветов. Я, теперь не Заморыш, а Задохлик, слышу их из подвала, в небольшой компании таких же задохликов, коротающих время с учителем-магом. Для мечей и булав я не годен, а магия — почти не нужна. Много битв выиграно мечами, и ни одна — чарами. Слабые заклинания выучить трудно, сильные — невозможно. Они скрыты в магических текстах, но их знатоки умерли. Попробуйте в полутьме продеть нить в пять игольных ушек, не сбившись. Сумели? Тогда беритесь за магические книги.

Потому-то старый учитель-маг не злится на учеников, щадит их головы и свои нервы. Что он может? Разве научить предсказывать дождь, глядя на облако, да и то с ошибкой в двух случаях из пяти.

Маг дремлет, ученики тоже. Не дремлет только Задохлик. Он должен сберечь своего итакари. Морфами при дворе иногда пользуются, но их не любят. А шутники-бастарды еще злее деревенских — могут бросить не только в воду, но и в очаг.

Потому что морф, владеющий магией, — это как курица с двумя головами. И как морф никудышка, и маг из него будет — селянам на смех. Ни тут ни там, ни туда ни сюда, везде пнут и посмеются.

И уж совсем плохо, когда за дело берутся бастарды постарше. Каждый из них мечтает о троне, каждый готов взойти по трупам соперников, а перед этим — поупражняться в жестокости.

Задохлик не знает, что вечером их с итакари ждет новая шутка.

— Кого повесить, тебя или его?

Задохлик отвечает: «Меня». И не ошибается — когда один шутник выбивает табуретку, второй перерезает веревку. Но не сразу. Вот смеху-то… Звереныша никто не стал бы спасать, потому что за него не накажут. А мальчишку пришлось — над жизнью и смертью своих бастардов властен только король, и, пока он не отдал приказ, за убийство слишком шустрому «наследнику» самому голову снимут.