"Улица Энтузиастов", где были наши балки (это такие вагончики на две семьи). Я долго не мог запомнить это название, то улица энтуЗАЗИстов, то еще как называл. И все время забывал, что это означает "энтузиасты". Кто это такие? Ну не космонавты, наверное.

21. О творчестве

Меня совсем маленького дед учил петь песню "Шел отряд по берегу, шел издалека", про Щорса. Научил. Я все слова до сих пор помню. И долгое время я считал, что это любимая песня деда. А лет семь назад я его спросил "Слушай, дед, это ведь твоя любимая песня! Почему ты ее не поешь?", на что дед ответил "Да побойся бога, я эту песню всегда терпеть не мог".

Фото с доски почета, подписано Георгий Никитич Овчинников, сварщик. Примерно 1960-1962 год.

22. Мы из Бадена

Со слов бабушки. То есть, дед мне это рассказывал, но я тогда маленький был. А бабушка все заново рассказала. И я вспомнил.

1949 год. Дед после танкового училища в Бершети попал в Австрию. "Покупатель" какой-то его приметил. Собирайся, танкист, поедешь к целебным источникам. И поехал дед через полстраны и пол восточной Европы к месту службы.

Ехать тогда долго было. Поездами, на перекладных. На попутках.

Приехал на место, в город Баден, устал очень. Зашел в казарму, скинул сапоги, упал на койку и заснул. Дед всегда был двужильный, я от него слова "устал" с роду не слышал, так что он, скорее всего, полумертвый туда добрался.

А в части были фронтовики, которых оставили служить после Победы.

И вот один из них заходит в казарму и видит спящего новичка. Пятки голые торчат. Беззащитные.

Старослужащий снял ремень и -- бляхой с оттяжкой приложил. Н-на. Весело же.

Там боль такая, что электричеством простреливает от пяток до затылка. Позвоночник пылает, в глазах темно и искры.

Дед всегда был резкий, обид не спускал. Дед от боли подскочил. Старослужащий усмехается: наказал салагу. Будет знать. Не тут-то было. Дед со сна, не разбираясь, бросился на него, аки коршун и давай обидчика изничтожать. Кулаками. Со всей уральской рабоче-крестьянской основательностью. И плевать, что враг на голову выше.

В общем, прибежали солдаты с офицером, оттащили деда. Дед думает, -- ну, все. Отлетался ясен сокол. Отгляделся на австрийские горы, на белоснежные вершины, на целебные источники... Пора посидеть на жердочке.

Вызывают его к командиру. Полковник, полная грудь орденов. Дед думает -- э, сейчас меня на губу закатают, вон какой строгий. Или под трибунал. Струхнул немного, но вида не подает.

А полковник говорит: пойдешь в школу сержантов.

Дед оторопел: чего?

Полковник:

- Командиром тебя поставлю над этими варнаками. А то совсем распоясались, сладу нет.

Оказалось, в отделении деда одни фронтовики, сейчас с ними вообще никак не управиться, начальство ни во что не ставят, дисциплины ноль, пируют и барагозят ("выпивают и устраивают всяческие хулиганства", уральск.диалект). Сложно, в общем.

- В тебе, - говорит полковник. - Страха нету. Возьмешь их в ежовые рукавицы. А то я уже зае... устал очень. Согласен?

- Но...- это по-уральски "да".

И пошел дед в сержанты учиться.

Потом вернулся и командовал отделением. Тем самым. Сержант, командир танка Т-34-85. На старом фото очень смешно -- дед маленький, в промасленном черном комбезе, а вокруг -- рослые парни, на голову деда выше. Украинцы и один поляк. Дед говорил: я с хохлами служил. Ох и красавцы все, высокие, кровь с молоком. А поют как...

Очень дед украинские песни уважал.

Как пировать начнет, так затягивает "Ой ти Галю, Галю молодая". И другие.

А среди старых фото я нашел карточку. С фигурным обрезом, со штампиком Echte Fotografie с оборота. На фото два незнакомых красавца в военной форме, в фуражках, в хромовых сапогах. Смотрят в камеру. И подписано:

На память другу уральцу от друга поляка.

В дни нашей службы за границей.

13: 10: 52 года

=======

На фото друзья, командиры танков (слева самоходчик). Дед Гоша -- в центре. Деду не нравилась эта фотография, мол, я здесь страшно вымотанный, сразу после марш-броска. Одни глаза остались. А мне нравится.

23. Принц танкодрома

- Танком управлять делать неча, - говорил дед Гоша. - Вот у тебя два рычага. Правый вперед, левый на себя — сворачиваешь налево.

И показывал жилистыми кулаками: вот так. В правом у него была зажата рукоять сечки. Дед рубил в деревянном корыте мясо на пельмени — мелко-мелко. Любил это дело.

- Теперь наоборот. Сворачиваешь направо. Теперь оба рычага вперед — и ходу! Понял, Димулька?

Я кивал. Понял, деда.

Управлять танком казалось удивительно легко. Я не знал, что дед умолчал о сущей мелочи — усилие на рычаг в Т-34 под семьдесят килограмм. В два раза больше моего веса. Так что моя тайная мечта — угнать Т-34 с постамента у Гостинки, проехать по Кунгуру, лязгая траками, а затем уйти через сылвенский мост на гору и там вволю покататься, выбрасывая куски земли из-под гусениц, — опасно зависла на грани провала. Но я этого не знал.

Я подобрал экипаж. Мой лучший друг Димка Жданов, Жданчик должен был сидеть в башне и стрелять из пушки. Мне тоже хотелось стрелять из пушки, поэтому мы уговорились, что будем иногда меняться. Пока на Жданчика не находил бзик, он был золотым человеком. Юрка Рюмин, второй мой лучший друг, согласился стать радистом-пулеметчиком. Юрка — широкоплечий, флегматичный, обещал вымахать в своего отца, двухметрового богатыря дядю Гену. Дядя Гена был лучшим другом моего отца. Я посулил Юрке, что иногда он тоже будет стрелять и рулить. Интуитивно я понял главное правило политика: обещать, обещать и обещать. Дед говорил, что в экипаже танка четыре человека, поэтому четвертым мы взяли моего сродного (двоюродного* - уральский диалект) брата Максю. Его все называли Симонычем. Брат младше меня на пять лет, мелкий, круглолицый, с ямочками на щеках. Когда Симоныч взрывался, он багровел, ярился и очень смешно