- Чо ты морозишься? - Жданчик уже рядом. На месте ему не сидится. - Ну?

- Ладно. Пошли, - вздохнул я.

- Баско!

- Да замучил ты со своим "баско".

Я был книжный человек и боролся за правильную речь. Вернувшись в конце лета в Нижневартовск, я потом этой "книжной речью" людей месяц пугал. Уральский говор неистребим. Особенно эта уральская интонация -- ласковая, напевная, с нежным наездом.

Мы собрались за Граалем. Я, Жданчик, Юрка, мой второй лучший друг, мой сродный брат Макся по прозвищу Симоныч. Еще с нами увязалась сродная сестра Юлька, крупная и бойкая девица двенадцати лет, и ее подружка Танька Бочкарева. Ну, та была вообще мелкая, младше Макси. Мелкая блондинка ради выхода в город накрутила яркие хвостики. "Начепурилась, фифа", фыркнул Макся. Он был женоненавистник восьми лет.

Мы скинулись. Собрали копейки в один кошелек. Кошелек вручили мне -- он был тяжелый, как камень. Мне же выпала честь возглавить сей поход.

Я оглядел свое воинство. Рыцари круглого стола и исцарапанных коленок. И в пятнах зеленки. У кого были замазаны локти и ноги, а у Макси -- даже лоб.

- Ну чо, почапали? - спросила Юлька. Ласково и напевно, с нежным наездом.

И мы почапали.

Автобус, рыжая "двойка", должен был ходить от остановки "Пещера" раз в час. Но как обычно в советское время, час прошел, а автобуса как не было. Сломался, решили мы. И пошли пешком.

Испытания закаляют рыцарей. Мы топали по дневной жаре в гору -- центр Кунгура располагается на возвышенности. Сандалии стучали и выбивали пыль.

Другой бы сломался и плюнул. Но мы были молоды и мотивированы.

В "Сладкоежке" всегда была огромная очередь. Труден путь к Граалю. Кафе битком набито -- родители с детьми, чада гомонили и бегали, измученные родители истекали потом в духоте и оре, юная парочка, стесняясь, смотрела в разные стороны -- словно пришли не вместе. Хотя все знали: кавалер привел даму на мороженое. После, наверное, будут целоваться липкими от сладкого губами, подумал я. "Тили-тили-тесто, жених да невеста!" - закричал кто-то из юных каннибалов. Остальные взревели. Парень насупился, а девчонка покраснела.

Я отправил девчонок занять столик, а пацаны встали в очередь. Дородная продавщица в халате и в белом колпаке обслуживала посетителей в советском стиле. "Клиент всегда неправ". Когда я через много лет увидел эту надпись в фильме Родригеса "Отчаянный", я очень порадовался. Времени на сантименты у тетки не было. Говори, плати, бери поднос и проваливай. Временами она рычала и выдыхала из ноздрей пламя. Ну, конечно, какой Грааль без охраняющих его драконов...

Наконец, мы вернулись к столику -- он был круглый и алюминиевый -- с горой подносов. Один черный крем, самый вкусный. Каждому по три порции. Мы не собирались размениваться на мелочи.

Крем исчез как по волшебству.

- Ничотак, - сказала Юлька, отдуваясь, и положила ложку. Мы помолчали, отдыхая от трудов. Хорошо. Но все-таки полного счастья не наступило. Такого, чтобы -- щелк, и благодать, и мягкий блаженный свет струится.

- Может, еще? - я оглядел рыцарей.

- Всяко, - сказал Макся.

"Конечно", по-уральски.

Мы повторили подвиг на бис. Теперь, кроме черного крема, я заказал еще несколько порций белого -- на пробу, и желе -- для эстетов. Гулять так гулять. Расплатился копейками. В кошельке оставалось еще много.

Больше всех съел Жданов.

Последние пару тарелок мы уже не доели. Наступил предел. В электротехнике, которую я изучал в Керосинке спустя много лет, это называется просто и четко: насыщение. Я бы даже сказал -- пресыщение. С трудом мы вышли из "Сладкоежки". От горячего запаха толстых оладий нас теперь мутило.

В наших поисках Грааля мы достигли всего. Желаний больше не осталось. Желудки были полны так, что казалось, лопнут.

- Пошли домой, - сказал я и икнул.

Солнце все еще палило. Мы медленно шли назад под белым раскаленным диском, как крестоносцы возвращались обратно из Палестины. Награбленное добро жгло диафрагму. Ноги заплетались, языки распухли.

Удивительно, но в гору спускаться оказалось намного тяжелее, чем до этого -- подниматься. Мы обливались потом. Мы умирали. Нам было так плохо, как до этого было хорошо. Альпинисты говорят, самое трудное -- не подняться в гору, а -- спуститься с нее.

Впрочем, через некоторое время нам стало получше. Всем, кроме Жданова.

- Меня сейчас вырвет, - сообщил Жданчик. Юрка кивнул. Он был рослый и добрый.

- Зря мы ели этот черный крем, - сказал Юрка.

- Нет! - закричал вдруг Жданчик. Мы от удивления остановились. Лицо Димки перекосилось, побагровело. - Не говори это слово...

- Черный крем? - Юрка озадаченно смотрел на муки Жданчика.

- Нет! Не надо!

Он с трудом справился с тошнотой и сел на обочину, держась за живот. Вокруг него вяло покачивались пыльные заросли лопухов и травы.

И тут мы начали смеяться. Я хохотал так, что у меня выступили слезы на глазах. От смеха нам становилось лучше.

- Черный крем! - кричал Макся внезапно. Жданчик спотыкался, убегал в кусты. Оттуда раздавались странные звуки. Жданчик мучительно пытался удержать в себе обретенное в походе богатство.

Через несколько минут он возвращался, и мы продолжали путь. Жданов ненавидел нас и ругался, но шел. Мы же развлекались. То один, то другой из нас кричал "белый крем" или "черный крем", или уж совсем садистки "черный крем с медом!".

- Белый крем! - закричал Юрка. Даже он не выдержал, а ведь он всегда был самым добрым из нас.

- Желе! Много желе! - радостно поддержали девчонки.

Жданов бросился к кустам, постоял, согнувшись. Он почти рыдал.

- Гады! - закричал Жданчик из кустов. - Ненавижу вас всех!

И неровной походкой, придерживая живот ладонями, убежал в сторону Лесозавода. Мы переглянулись.

- Дураки, - сказала Юлька. - Чо его мучать-то?

- Может, за ним? - сказал Макся. Даже его пробило.

- Да, ладно, - сказал я неуверенно. - Побегает и вернется. Жданчик отходчивый.

Хотя я уже не был в этом уверен. Грааль -- штука жестокая. Обладание им меняет человека. Мы убедились в этом на собственном опыте.

Молча и