И аристократия к согласию пришла. И даже попыталась прокричать «ура» новому королю. Попытка не совсем удалась, но зато аристократы смогли как следует выпить за здоровье короля и сообщить о месье Пипине и его родословной в Национальную ассамблею. Там известие восприняли с небывалым энтузиазмом, что напомнило самым проницательным из народных избранников о том, что 1789 год, в сущности, не такое уж и далекое прошлое.

Обычно месье Пипин был в курсе последних политических новостей. Однако два новых источника наслаждения — метеорный поток и потрясающие возможности новой камеры — удерживали его на террасе всю ночь. Утро он проводил в винном погребке, работая с пленками, а оттуда, усталый, но счастливый, направлялся прямиком в спальню, чтобы набраться сил для следующей ночи. Месье Эристаль был одним из очень немногих людей во Франции, а возможно, и во всем мире, не узнавших вовремя о том, что республика проголосовала за упразднение самой себя и провозгласила реставрацию монархии. Не догадывался он, конечно, и о том, что Национальная ассамблея избрала его королем Франции Пипином Четвертым. Третьим посчитали умершего в 768 году Пипина Короткого, сына Карла Мартелла.

Когда избранный ассамблеей комитет торжественно прибыл в дом номер один по авеню де Мариньи, чтобы объявить волю французского народа, месье Эристаль, одетый в бордовый домашний халат, сидел в своем кабинете, пил импортированное из Америки какао «Санка» и готовился отойти ко сну.

Новость об изъявлении воли народа он вежливо выслушал, сняв пенсне и потирая покрасневшие глаза. Сперва он устало улыбнулся. Потом, осознав, что дело нешуточное, ужаснулся.

— Господа, — сказал он, водрузив пенсне не на нос, а на правый указательный палец, — вы шутите. И, осмелюсь заметить, шутка ваша не из самых остроумных.

Комитетчики заволновались и загалдели охрипшими голосами. Они потребовали от него немедленно взойти на трон — ради будущего счастья Франции.

Пока они шумели, Пипин сидел, устало откинувшись на спинку кресла и прикрыв лоб рукой с голубыми прожилками вен — словно заслоняясь от внезапно нахлынувшего невесть откуда кошмара.

— Иногда, — сказал Пипин, — человеку, особенно если он устал, видятся всякие нелепости. Я очень надеюсь, господа, что, когда я снова открою глаза, вас здесь не будет. А тогда я пойду и приму что-нибудь от печени.

— Но, Ваше Величество…

Пипин, вздохнув, открыл глаза.

— Хорошо, — сказал он. — Конечно, случается всякое. Обращение «Ваше Величество» меня, честно говоря, пугает. Господа, вы случайно не разыгрываете меня?.. Впрочем, нет, вы не похожи на шутников… Но если вы в своем уме, кто уполномочил вас являться с такими нелепыми предложениями?

Месье Шелке, правый центрист, приосанился и произнес хорошо поставленным голосом:

— Сир, Франция оказалась неспособна сформировать свое правительство. Год за годом правительства терпят крах, едва определив политический курс.

— Я знаю, — сказал Пипин. — Наверное, мы боимся твердого курса.

Месье Шелке продолжил:

— Франции необходимо постоянство — постоянство превыше партий и фракций. Посмотрите на Англию: партии приходят и уходят, но Англия всегда верна себе. Так было когда-то и во Франции. Теперь не то. Но мы верим, Ваше Величество, что Франция сможет вернуть утраченное.

— Английским монархам подвластны только фасоны шляп на скачках, — сказал месье Пипин вежливо. — Вы не задумывались, друзья мои, что англичане любят и большей частью безоговорочно поддерживают свое правительство, в то время как французы свое правительство всегда ненавидят. Я не исключение. Это наша национальная черта. Поэтому, если мне не разъяснят подробнее, что к чему, я попросту пойду спать. Вы, господа, не пробовали подумать о недостатках вашего плана? Франция — уже давно республика. Ее институты — республиканские, образ мыслей — республиканский. Полагаю, мне лучше пойти спать. Кстати, вы до сих пор не сказали мне, кто вас послал.

— Сенат и Национальная ассамблея Франции ждут, когда вы, Ваше Величество, примете корону! — воскликнул месье Шелке. — Мы представляем делегатов французского народа!

— В том числе и делегатов от коммунистов? Они что, тоже будут голосовать за монархию? — спросил Пипин.

— Они не против, сир. Они дали гарантии.

— А как насчет французского народа? Помнится, однажды он явился в Париж с вилами и косами и кое-кому из особ королевской крови — к счастью, не моим родственникам — это стоило жизни.

Тут встал сенатор Воваж, социалист, — тот самый Воваж, который прогремел в 1948-м, отказавшись от взятки. За что удостоился почетного звания «Жак-простак», которое с гордостью и смирением носит до сих пор. Месье Воваж сурово изрек:

— Опрос показал, что французы все как один поддерживают Ваше Величество.

— А кого вы опрашивали? — спросил Пипин.

— Этот вопрос неуместен, — сказал Жак-простак. — В Америке, на родине опросов общественного мнения, никто подобных оскорбительных вопросов не задает.

— Извините. Должно быть, я слишком устал. У меня слипаются глаза. Я уже не так молод…

— Ну что вы! — воскликнул месье Шелке льстиво.

— К тому же я очень занят. — Пипин ткнул рукой вверх. — Мадам не беспокоит меня новостями, пока я работаю. Как видите, господа, вы меня застали врасплох.

— Коронация состоится в Реймсе! — воскликнул месье Шелке, сверкая глазами. — Мы должны блюсти традиции. Сир, вы нужны Франции! Разве вы хотите лишить свою страну счастья процветания под властью потомка вашего великого рода?

— Великого рода?

— Разве вы не прямой потомок Пипина Второго?

— А, так вот в чем дело! Но с тех пор сменилось столько династий.

— Но вы не отрицаете своего происхождения от Пипина Второго?

— Нет, конечно. Есть документы, записи.

— Вы запрещаете нам призвать вас на трон, сир?

— Это глупо, — сказал Пипин. — Как я могу запретить республике ее каприз. Пусть делает что угодно, пусть разрушает самое себя. Я — всего лишь мелкая щепка в ее потоке. Разве я могу направить или остановить его?

— Франции нужен…

— Лично мне нужно выспаться, господа. Прошу вас, оставьте меня. А когда проснусь, я надеюсь, все это окажется дурным сном.

Пока он спал (пресса назвала это «исторической дремой»), студенты Сорбонны прошли по Елисейским полям, скандируя: «Да здравствует король!» и «Франция и Сен-Дени!» Четверо студентов забрались на Эйфелеву башню и водрузили на самом верху древний королевский штандарт, победно реявший среди антенн и анемометров.

Граждане высыпали на улицы, горланя песни и отплясывая. На каждом углу разливали из бочек вино — бочки ликующие горожане выкатили из складов на набережной Сены. Ни гражданам, ни бочкам никто не препятствовал.

Великие кутюрье кинулись к своим рабочим столам. Скьяпарелли за час создала новый аромат «Сон короля».