сделавшись неподвижной и застывшей. Ее кожа была нежной и теплой, и где-то вдалеке, в глубине, я уловил торопливое биение ее сердца. А вот…

Мое движение было порывистым, резким и сильным. Прижав ладонь к груди Кайи, я толкнул ее обратно на диван и почти ввинтил руку в кожу, отправляя заклинание туда, где за главным энергетическим узлом, тем, что питает ту магию, которая есть почти у всех, шевельнулось что-то чужое. Кайя взвизгнула, дернулась в сторону, пытаясь освободиться от меня, но я навалился сверху, вмял ее в диван и прохрипел на ухо:

— Замри. Бога ради, замри.

Кайя послушно застыла, и я вбросил в нее еще три заклинания. Откуда-то справа донесся вязкий хруст, словно что-то выламывало мне суставы, и я вырвал из моей седьмой жены нечто, похожее на черно-синюю бабочку.

Мы отстранились друг от друга, отпрянули к разным концам дивана. Словно зачарованная, Кайя смотрела, как бабочка раскрывает и закрывает бархатные крылья у меня в руках. По длинным тонким усикам перебегали огоньки. Нет, это не невинное экзотическое насекомое, это хищник, способный уничтожить человека за несколько дней. У меня шевельнулись волосы на голове от той мощи, которую я сжимал в пальцах. Кайя тоже испугалась — она сейчас была похожа на ребенка, который увидел буку возле кровати.

— Что это? — прошептала она, не сводя глаз с бабочки. — Как… это во мне было? Это что, сидело у меня?!

— В тебе, — ответил я, рассматривая завитки синего на крылышках чудовища. Вбросим-ка мы в них еще одно парализующее заклинание на всякий случай… вот так. Теперь ты, голубчик, никуда не улетишь, даже не старайся. — Он очень хорошо замаскировался. Но ты ведьма, и это вызвало боль в груди, пошел конфликт твоей магии и его. Будь ты обычной девушкой, ты бы ничего не почувствовала… пока не умерла.

Кайя натурально открыла рот от удивления и ужаса. А я только теперь понял, что обращаюсь к ней на “ты”, и от этого мне сделалось тепло и как-то очень правильно.

— А если это и есть проклятие? — спросила она тем же испуганным шепотом. — Если в тебе такая же бабочка?

— Не знаю, — покачал головой я. — Но выясню.

Я отнес бабочку в свой кабинет и разместил в одной из банок с закрепляющей жидкостью. Теперь эта гадина никуда не денется, а я смогу изучить ее и пойму, откуда она взялась, и кто ее направил. Любая магия несет в себе отпечатки своего создателя, они могут быть крошечными, почти незаметными, но они всегда есть. Накрыв банку крышкой, я запечатал ее личным заклинанием и подумал: что, если такая же бабочка была у всех моих жен? Сидела потихоньку, подтачивала их изнутри…

Никто из них не был ведьмой — а Кайя была. И бабочка разрослась в ее груди с невиданной скоростью, и начался конфликт…

Бабочка проклятия, надо же. В академии наук о таком точно не слышали.

Я спустился в гостиную. Кайя уже привела в порядок свое платье и теперь сидела на диване, уткнувшись лицом в ладони. Мне стало жаль ее — у моей седьмой жены был бесконечно долгий день. Она успела выйти замуж, спасти сестру от истязателя, купила елочные игрушки и едва не погибла от того, с чем мне еще предстоит разобраться. Опустившись рядом с Кайей, я осторожно погладил ее по плечу — она вздохнула и негромко призналась:

— Я ужасно испугалась. Из меня еще никто не вынимал бабочек. Это было… ох, Курт…

— Я никогда не видел ничего подобного, — сказал я. — Но разберусь. Привлеку академиков, которые работали с моим проклятием. Никогда не думал, что скажу такое, но хорошо, что ты ведьма. Будь иначе, мы бы никогда не вычислили эту дрянь.

Кайя нахмурилась.

— Что, если и остальные твои жены погибли из-за нее? Если эта бабочка их убила?

Я пожал плечами.

— Их тоже исследовали. Каждую. Это были лучшие специалисты в магии во всем королевстве. Никакого намека на бабочку.

Чувство, окутавшее меня, было тяжелым и простудно знобким. Что, если всех моих несчастных жен можно было спасти, и требовалось просто копать глубже? Я не хотел думать об этом — не стоит скорбеть по тому, чего ты не сможешь исправить — но тоска не отступала.

— Значит, эта штука хорошо маскируется, — Кайя устало посмотрела на меня и спросила: — Слушай, а это точно проклятие? Ну мало ли, что там сказала та ведьма?

Я невольно рассмеялся — настолько искренней она сейчас была. И я не был ей противен и не пугал — надо же, я отвык от того, что, оказывается, могу не вызывать отвращения и страха.

— К сожалению, это проклятие. Оно во мне есть. Даже документально подтверждено, — я вспомнил все выписки из академии, которые хранил в кабинете: никогда еще не видел столько печатей на бумагах.

— А если это не проклятие той ведьмы? — не отставала Кайя. Ею вдруг овладела какая-то идея, и моя седьмая жена не собиралась от нее отказываться. — Ты правильно сказал, мы, ведьмы, хищники в своей среде обитания. Но мы никогда не убиваем друг друга.

— Верно, — задумчиво произнес я и мысленно обозвал себя идиотом. Мне самому надо было дойти до этого — понять, что если проклятие ведьмы столкнется с другой ведьмой, то оно не сработает так, как в него закладывалось. Моя ведьма-жена будет болеть, покроется, например, струпьями или превратится в лягушку, раздуется от опухолей и лишится рассудка, но не умрет.

Но проклятие Багрового Первоцвета встретилось с Кайей, разрослось и стало уничтожать ее с искренней ненавистью.

Кайя дотронулась до моей руки — так, словно я был не вынужденным мужем, который готов отнять ее жизнь, чтобы выжить самому, а другом. Тем, кого она всей душой готова была поддержать.

— Кто мог тебя проклясть? — спросила Кайя. — Он прикрылся тем, что кричала твоя ведьма с костра, и ты даже не думал, что искать-то надо в другом месте. Кому это все выгодно? Твоя новая жена каждый год, весь этот твой пугающий образ… Кому нужно чудовище?

Я только плечами пожал. И в самом деле, кому нужен я-монстр? Кто ненавидит меня настолько сильно?

— Не знаю, — искренне ответил я. — У меня нет врагов. Друзья меня любят, коллеги уважают.

Это в самом деле было так. В нашем деле все просто: чем больший страх ты вызываешь у окружающих, тем лучше. Хоть посмотреть на Эдварда — быстро же он побежал прочь, как только я ступил на порог.

— Мы с этим разберемся, правда? — с надеждой спросила Кайя. Я