Извечное противостояние смягчается тем, что мы искренне восхищаемся французами, их бистро и кондитерскими, ароматами свежей выпечки, витающими в каждом маленьком городке, и их снисходительным отношением к внебрачным связям.

Живым воплощением взаимной нетерпимости французов и англичан стал президент Шарль де Голль, который приезжал в Лондон в июне 1940 года (хотя нельзя сказать, что его здесь ждали и были ему рады) и который умудрился наложить вето на участие Британии в Европейском экономическом сообществе (как оно тогда называлось) в 1963 и 1967 годах.

В Вестминстере рассказывают историю об официальном визите де Голля в Англию в 1960 году: в какой-то момент во время торжественного ужина в палате лордов французский президент поднял глаза и увидел перед собой огромное живописное полотно, изображающее битву при Ватерлоо. Рассказывают, что он взял свою тарелку, решительно обошел стол и пересел на другую сторону, но обнаружил, что здесь его взгляд упирается в гигантское полотно с изображением Трафальгарской битвы.

В этой истории есть все, что вам нужно знать о франкофобии. Это не столько открытая ненависть, сколько ревнивое соперничество между союзниками — а французы были союзниками англичан со времен Крымской войны. Это не столько слепая неприязнь, сколько ворчливая entente cordiale — возникший в 1904 году побочный эффект любви Эдуарда VII к парижским борделям.

Поэтому англичане будут и дальше укоризненно качать головой над каждым новым проявлением французской чувствительности, а французы долго еще будут припоминать англичанам глупейший заголовок, появившийся однажды в одной из английских газет: «ТУМАН В ПРОЛИВЕ — КОНТИНЕНТ ОТРЕЗАН».

Когда французы в грозный час

Хотели уничтожить нас,

Мы, до зубов вооружась,

Поймали обезьянку.

У моряков суровый нрав.

Других не ведая забав,

Ее, лазутчицей назвав,

Повесили на рее.

Была судьба ее горька —

Пытали бедного зверька:

«Ты приплыла издалека?

Ну, так умри скорее»[5].

Нед Корван в мюзик-холле Тайнсайд (ок. 1850)

Термин «полный Монти» со временем приобрел множество смыслов. В числе прочего он означает плотный английский завтрак — единственный безошибочно узнаваемый и неоспоримый вклад Англии в международную кухню.

В обильном английском завтраке с его подчеркнутым пренебрежением к современным стандартам здорового питания и пропускной способности отдельно взятого ресторанного зала есть нечто глубоко безмятежное. Его долго готовят, еще дольше едят, и каждый его кусок, щедро сдобренный холестерином, гарантированно отнимает у вас пару месяцев жизни. Он не пытается притвориться тем, чем не является, честно и прямо показывая, из чего состоит — а состоит он, не будем ходить вокруг да около, из яичницы-глазуньи, поджаренного хлеба, жареных грибов, тушеной фасоли, жареных помидоров, сосисок и огромного ломтя бекона.

В зависимости от того, где вы находитесь, бекона может быть больше или меньше. Кроме этого, на тарелке может оказаться кусочек кровяной колбасы и хашбрауны, хотя с хашбраунами все не так однозначно: строго говоря, это американское изобретение.

По некоторым свидетельствам, впервые все эти ингредиенты соединили в одно экстравагантное блюдо в XVIII веке, но, возможно, это просто домыслы, поскольку тогда еще не существовало ничего похожего на современное промышленное производство бекона (которое появилось в Уилтшире; по крайней мере, так утверждают). До этого английский завтрак состоял обычно из хлеба, мяса и эля. В XIX веке миссис Битон дополнила этот список рубленой свининой, вареной рыбой и некоторыми другими блюдами. Преподобный Джеймс Вудфорд, который гораздо больше писал о том, что съел, чем о религиозных церемониях, которые предположительно проводил, почти не упоминает о том, что ел на завтрак.

В XX веке английский завтрак можно было встретить где угодно. В эдвардианскую эпоху джентри и аристократы наутро после званого вечера спускались вниз к общему столу и сами накладывали себе горячие закуски с серебряных подносов с крышками. Полвека спустя английский завтрак стал бесклассовым: в 1950-х каждый работающий человек мог при любых обстоятельствах рассчитывать на утреннюю яичницу с сосиской.

Кое-кто считает, что расцвет английского завтрака случился совсем недавно, в 1960-х годах: в то время каждая маленькая гостиница типа «ночлег и завтрак» южнее шотландской границы предлагала английский завтрак в списке стандартных услуг.

Возможно, вам покажется, что английский завтрак не так хорош, как вездесущий континентальный завтрак — в наши дни он состоит обычно из круассана, кофе и йогурта, — но встав из-за стола, вы по крайней мере можете быть уверены, что позавтракали.

Плотный английский завтрак миссис Битон:

Следующий список поможет нашим читателям понять, какие блюда можно приготовить для полноценного питательного завтрака. Жареная рыба, например скумбрия, хек, селедка, сушеная пикша и проч.; бараньи отбивные и вырезка, жареные бараньи почки, почки à la maître d’hôtel, сосиски, ломтики бекона, бекон с яйцом пашот, ветчина с яйцом пашот, омлет, яйца вкрутую, яичница-глазунья, яйцо пашот на тосте, маффины, тосты, апельсиновый джем, сливочное масло и проч. и проч. …

Английский завтрак, описанный миссис Битон в «Книге домашнего хозяйства» (1861)

О тополя, качавшие в ветвях

Игру теней и солнечных лучей,

Вы пали, пали все до одного

И юноши, и старцы, и мужи —

Погибли все.

Это стихотворение английский поэт Джерард Мэнли Хопкинс написал в 1879 году, когда были вырублены тополя, тянувшиеся вдоль Порт-Мидоу со стороны Оксфорда. Кроме тополей там по-прежнему можно найти живые изгороди и ряд деревьев, обозначавший старинную границу между Оксфордширом и Беркширом (самой границы больше не существует, ее перенесли на новое место в 1974 году). Живые изгороди воспевают, и вполне заслуженно, за экологические достоинства (хотя начиная с 1950-х годов их количество сократилось вдвое), однако именно их роль в обозначении границ делает их особенно важными для английской психики.

Границы очень важны для людей, ценящих уединение так же высоко, как англичане, поэтому их соблюдают со всей строгостью в сельской местности, где порядки отражают как минимум один из типов английского характера. Границы так важны, что в прежние времена городских детей специально приводили туда пороть, чтобы они запомнили это место. Церемония называлась «околачивание границ», и в ней соединились два наименее привлекательных английских порока — ревностная охрана границ и пристрастие к телесным наказаниям.