— Завтрак готов!

Кажется, подружку мою все устраивало.

Я огляделась. При свете дня дом и вся территория с покосившимся деревянным забором не выглядела уже такой печальной, но и довольно пригодной для жилья тоже не казалась. Как тут вообще можно долго жить? Не понятно.

Своровала блинчик со стола и глядела, как к Мишке присоединился Паша. Заметив, что я за ним наблюдаю, насмешливо поднял брови. Я резко отвернулась, от чего сама себя хлестнула хвостом. Пашка радостно захихикал.

— К столу! — напомнила грозная Верочка.

Мальчишки (по-другому назвать Пашку не получалось, настолько взъерошенный вид был у него этим утром), с гамом уселись на лавку, и начали уплетать наготовленные Верочкой блинчики, разведенный со сметаной творог и вкусные булочки, купленные нами на вокзале, помявшиеся за время дороги в сумке.

Верочка сидела во главе стола, словно матрона и предлагала варианты, чем нам заняться: пойти на речку, пройтись по деревне или вообще рвануть на экскурсию в Кижи.

Мне же сидеть не хотелось. Запивая блины чаем с молоком, я стояла рядом, оглядываясь, вернее стараясь не смотреть на Пашку, и, как норовистая кобылка, все время поднимая ноги, когда казалось, что не травка их щекочет, а вездесущие жуки.

Потянувшись за очередным блином, столкнулась пальцами с Пашкиными. И тут же одернула руку. Он тоже. Но если я смущенно отстранилась, давая ему возможность взять с тарелки лакомство, он наоборот, свернул блинчик трубочкой, и не отрывая темного своего взгляда от меня, принялся его есть, наигранно довольно закатывая глаза.

Я состроила рожицу и отвернулась. Пашка снова захихикал, а потом поблагодарил сестру за завтрак, потрепал измазавшегося в твороге Мишку за вихор и встал рядом со мной.

Он прошелся оценивающим взглядом по моим ногам, бедрам, груди, задержался на моих губах и обратился к Верочке. Смутилась. Чего он так смотрит?

Я же только перебирала ногами в высокой траве, как жеребенок.

— Ну так что, какие планы?

— В общем, так, — Верочка ладошками ударила по столу. — Я все решила. Мы останемся здесь на время нашего отпуска, но с одним условием. Ты! — она ткнула пальцем по направлению Пашки, — приведешь свой обветшалый дом в порядок! Так жить нельзя!

Я кивками горячо поддержала Верочку. Пашка же, похоже, отвык от напора сестры, потому что не принял ее слова всерьез и разулыбался.

— Ты тоже так думаешь? — смеясь, повернулся он ко мне.

— Еще как! Дверей нет, окон нет, ужас, Паша, до чего ты себя запустил! — поддержала я подругу.

— Да мне и так нормально, — пожал плечами он. — Электричество есть, вода в колодце тоже!

Мы с Верочкой поморщились. Вода в колодце — это, конечно, то, о чем мечтает каждая женщина.

— И все же двери я бы починила, — чопорно произнесла я помятуя о вчерашнем вое волков.

— Зачем? Никто сюда не войдет и украсть здесь нечего и некому.

— А мы? Нас можно украсть! — возопила Верочка, от чего Мишка подскочил и пролил чай на салфетки, заменившие скатерть.

Лицо Пашки изменилось. Стало серьезным, даже думательная складочка пролегла меж бровей.

— Можно, — он почесал подбородок. — Тогда так. Вы пройдите по деревне, в конце, последний дом- магазин. Купите то, что нужно, а пока Ленка мне поможет.

— Яааа? — даже ткнула в себя пальцем.

— Ты, ты, — захихикал этот… слишком много смеющийся переросток.

— С чем?

— С уборкой в доме! — отрезала спор Верочка. — А потом на речку!

Мишка сразу подхватил прекрасную идею и козликом начал скакать возле матери, намекая, что на речку можно бы отправиться и сейчас.

Верочка собрала посуду в тазик, и мы вместе вымыли ее, оставив сохнуть под тенью дерева. Потом она расчесалась, подвела помадой губы, чем вызвала очередной смех Пашки и несколько его персональных острот, включающих ее помаду, деревенских старичков и лесных жителей; натянула на Мишеньку бейсболку, и они вместе ушли на прогулку по окрестностям.

Мы остались с Пашкой вдвоем.

— Не бойся. Я сделаю дверь. И волков не бойся. Сюда они не зайдут.

Это его серьезное в кои-то веки сообщение меня удивило даже немного, от чего я перестала перебирать ногами, чем и воспользовались муравьи, тут же устремившиеся вверх по голым ногам до кромки шортиков.

— Ты уверен? Бывают случаи нападения..

— Не здесь. Не со мной.

И снова Пашка стал серьезным. Глянул на меня, обжог своими глазищами и пошел в сарай, откуда сразу же донесся шум инструментов.

Я провела рукой по ногам, чтобы стряхнуть муравьев, но оказалось, что насекомых тут и не бывало. Я вздохнула. Видимо, от его такого серьезного вида уверенного флибустьера по мне побежали мурашки.

— А про уборку я вполне серьезно! — донеслось приглушенное из сарая. — Вперед и с песней!

Ничего не оставалось делать, как пойти в дом, поставить чайник, чтобы нагреть воды для мытья полов и оценить масштаб уборки.

— Кажется, куковать мне тут год, не меньше, — вздохнула, но принялась за дело.

Перво-наперво вытащила на солнышко все постельное. Будет лучше, если подушки с одеялами пропитаются жаром солнца.

Потом взялась за эти жуткие полотна, что заменяли двери. Сняла все и решила пустить их на тряпки для пыли и пола, все равно они были не пригодны ни к чему.

Замочила все поверхности кухоньки чистящими средствами, что нашла в углу, хотя подозревала, что срок годности у них истек уже лет десять назад, и принялась за мытье окон и полов. Увлеченно сметая пылищу, паутину, собирая в пакеты мусор-старые газеты, одинокие тапки, не забывала поглядывать в окно.

Ах, какой вид открывался оттуда! Пашка, в одних гавайских шортах и бейсболке шкурил в тенечке двери. Пот блестел на его спине и стекал дождем с лица, а он только отирал его полотенцем. Я и не знала, что под одеждой его прячется такое развитое тело.

Сама-то я посещала спортзал каждую зиму, и видала образчиков мускулистости, но тут…

Упругие вены на руках вздувались от каждого движения, накачанный торс ходил ходуном от работы, и, если я не ошибаюсь, восемь кубиков пресса блестели, будто намазанные маслом как у культуристов. Вся его фигура была подвижной, упругой, сильной, поджарой и дико привлекательной.

От него флюидами исходила сила, власть, мужественность.

Ей-богу, если бы я была чуть ближе, не удержалась бы от того, чтобы не потрогать его широкие смуглые плечи, покрытые потом от работы.

Уставившись, как кошка в открытую дверь, на эту картинку (честно скажу, даже Джош Хартнет не такой впечатляющий, как Пашка за работой) я, кажется, пустила слюну.

О чем тут же пожалела. Пашка замер. Принюхался. Уставился