не ушли”, - сказала мне Мария Алехандрина Сервантес, и я, слишком хорошо ее зная, ничуть в этом не усомнился. Всё было иначе: они отправились поджидать его в лавку Клотильде Арменты, куда, как им было известно, мог зайти кто угодно, но только не Сантьяго Насар. “У нее одной было открыто”, - заявили они следователю. “Рано или поздно ему пришлось бы появиться”, - сказали они мне, когда их уже оправдали. А ведь всякий знал, что парадная дверь в доме Пласиды Линеро оставалась закрытой изнутри на засов даже днем и что у Сантьяго Насара всегда были с собой ключи от задней двери. Через нее-то он и вошел в дом еще за час до того, как братья Викарио стали караулить его с противоположной стороны, и если потом, направляясь встречать епископа, он вышел на площадь через парадную дверь, то по причине до того неожиданной, что даже сам следователь не смог ее уразуметь.

Не было еще смерти, столь громогласно объявленной заранее. Когда сестра выдала близнецам имя, они прошли через свинарник к кладовке, где держали орудия для убоя, и выбрали два лучших ножа — один разделочный, десяти дюймов в длину и двух с половиной в ширину, и второй — для отделения шкуры от мяса — семи дюймов в длину и полутора в ширину. Они завернули ножи в тряпки и отправились точить их на мясной рынок, где только начинали открываться первые лавки. Покупателей было еще мало, и тем не менее, двадцать два человека заявили, что слышали всё, сказанное братьями, причем, по общему мнению, говорили те с единственной целью — быть услышанными. Фаустино Сантос, их приятель-мясник, видел, как близнецы появились в 3.20; он только что открыл свой прилавок потрохов и не понимал, чего ради они пришли в понедельник, да еще так рано, да еще в тех же темных шерстяных костюмах, в которых были на свадьбе. Он привык видеть их по пятницам, к тому же позднее и в кожаных передниках, которые они надевали при забое свиней. “Я подумал, до того допились, — сказал мне Фаустино Сантос, — что перепутали не только час, но и день”. Он напомнил им, что был понедельник.

— Кто ж этого не знает, дурило, — благодушно ответил ему Пабло Викарио. — Мы пришли только ножи наточить.

Они точили ножи на круге так, как делали это всегда: Педро держал ножи и попеременно подносил их к камню, а Пабло вертел рукоятку. При этом они обсуждали шикарную свадьбу с другими мясниками. Некоторые пожаловались, что им не досталось свадебного пирога, а ведь они как-никак коллеги, и братья пообещали, что пришлют им пирог позже. Наконец, лезвия запели на камне, и Пабло поднес свой нож к лампе, чтобы сталь сверкнула.

— Хотим убить Сантьяго Насара, — сказал он.

У них была настолько прочная репутация добропорядочных парней, что на его слова никто не обратил внимания. “Подумали, обычная пьяная болтовня”, - объяснили некоторые мясники, так же, как Виктория Гусман и многие другие, видевшие братьев позже. Мне пришлось однажды спросить у мясников, не вызывает ли убой скота предрасположенности к убийству человека. Они запротестовали: “Когда забиваешь теленка, ему в глаза-то глянуть боишься”. Один сказал мне, что не может есть мяса животного, которого зарезал. Другой сказал, что неспособен забить корову, которую знал раньше, а уж тем более если пил ее молоко. Я напомнил им, что братья Викарио забивали свиней, которых сами же выращивали и к которым так привязывались, что давали им разные имена. “Это верно, — отозвался один из мясников, — но ведь они имена не людей им давали, а цветов”. Фаустино Сантос был единственным, кто различил оттенок реальности в угрозе Пабло Викарио, и шутливо спросил его, почему они решили убивать Сантьяго Насара, когда вокруг полно богачей, куда раньше заслуживающих смерти.

— Сантьяго Насар знает, почему, — ответил ему Педро Викарио.

Фаустино Сантос рассказал мне, что сомнения у него остались, и он поделился ими с полицейским, который пришел чуть позже, чтобы купить фунт печенки на завтрак алькальду. Этого полицейского, как явствует из следственного заключения, звали Леандро Порной, он погиб год спустя, во время престольного праздника, — рог быка пропорол ему яремную вену. Так что поговорить с ним самим я уже не мог, но Клотильде Армента подтвердила мне, что он был первым посетителем ее лавки в тот день, когда близнецы Викарио сидели в ней, поджидая Сантьяго Насара.

Клотильде Армента только что сменила за прилавком своего мужа. Таков был заведенный порядок. С утра в лавке продавалось молоко, днем — продукты, а с шести вечера заведение превращалось в винный погребок. Клотильде Армента открывала лавку в 3.30 утра. Ее муж, почтенный дон Рохелио де ла Флор, брал на себя бар и трудился до закрытия. Но в ту ночь нахлынуло столько разгулявшихся гостей свадьбы, что он лег спать только после трех, так и не закрыв лавку, а Клотильде Армента поднялась раньше обычного, потому что хотела закончить все дела до прибытия епископа.

Братья Викарио зашли в 4.10. В этот час продавалась лишь еда, но Клотильде Армента продала им бутылку тростниковой водки — не только из расположения, которое к ним испытывала, но и потому что была благодарна за большой кусок свадебного пирога, который они ей прислали. Они выпили всю бутылку в два долгих глотка, но это не оказало на них никакого действия. “Как столбнячные были оба, — сказала мне Клотильде Армента, — им бы уже и керосином себя не раскочегарить”. Затем они сняли шерстяные пиджаки, очень аккуратно повесили их на спинках стульев и спросили еще бутылку. Рубашки на братьях были пропитаны потом, а двухдневная щетина придавала им злодейский вид. Вторую бутылку они распили уже неспешно, сидя и не сводя упорного взгляда с дома Пласиды Линеро, стоявшего напротив с темными окнами. Самое большое окно, балконное, принадлежало спальне Сантьяго Насара. Педро Викарио спросил у Клотильде Арменты, не видела ли она в этом окне света, она ответила, что не видела, однако вопрос показался ей странным.

— С ним что-то случилось? — спросила она.

— Ничего, — ответил ей Педро Викарио. — Просто мы ищем его, чтобы убить.

Это был настолько непосредственный ответ, что она засомневалась — не ослышалась ли. Но тут же заметила, что у близнецов при себе два мясницких ножа, завернутые в кухонные тряпки.

— А можно узнать, за что это вы собрались убивать его в такую рань? — спросила она.

— Он знает, за что, — ответил Педро Викарио.

Клотильде Армента посмотрела на них внимательно. Она настолько хорошо