Ольга скривила губы. Не слишком здорово.

Но ведь можно поступить иначе, с пользой для других. Завещать себя клинике. Она читала в Интернете, что такое бывает… Наверняка ее почки, печень, сердце можно пересадить человеку, способному радоваться жизни гораздо сильнее, чем она. Она не износила себя до конца. Только вот глаза…

Ольга покачала головой. Ничего себе – додумалась. «Ты что, на самом деле хочешь уйти? – спросила она себя. – Ты и так уйдешь, как уйдут все, кто сейчас жив и даже здоров».

«Какая точная мысль, – насмешливо поздравила она себя. – Даже тот, кто здоров. Тогда зачем торопиться? Лучше остаться и посмотреть, что еще будет».

Ведь что-то будет, если будет она? Не обязательно плохое, может, даже случится что-то хорошее.

Раздался грохот, Ольга вздрогнула. Гром? Но он повторился. Она вскочила и подбежала к балкону. Эмалированное ведро упало с полки и подкатилось к перилам, а за ним – крышка. Да-а, молнии тоже были бы, они бы посыпались из глаз, если бы ведро или крышка свалились несчастному на голову.

Ольга задвинула ведро в угол, а крышку засунула под шкаф. А с какой это радости она должна быть такой щедрой? Отдать себя по частям? Она поежилась от ночного ветерка, который отрезвил бы человека и не с такими мыслями. Если с ее дарами будут обходиться плохо? Рвать сердце, заливать всякой дрянью почки и травить печень? Нет уж, все свое она доносит сама.

Ольга вернулась в комнату и зажгла свет. Из приоткрытой форточки повеяло чистыми запахами молодого лета. Она с шумом втянула воздух и шлепнулась в кресло. Откинулась на спинку, положила ногу на ногу и скрестила руки на груди.

Может быть, на самом деле пойти и выписать таблетки, о которых говорила докторица, осмотревшая ее в поезде, если ее так ломает? По дороге к медпункту в Клину она рассказывала, что от удивительных таблеток стала лучше спать, она чувствует, как жизнь наполняет каждую клеточку – всю ее, с головы до кончиков пальцев. Ольга чуть не сбила докторицу с ног, налетев на возбужденную женщину, когда та остановилась на бетонной дорожке, растопырив пальцы. Она шевелила ими, показывая, какие они живые.

Ольге не понравился лихорадочный блеск в глазах, он не по возрасту. Название таблеток записала, телефон и адрес московского гомеопата тоже, но, выйдя за дверь, выбросила листок в мусорный бак. В этих таблетках, думала она, есть нечто, что назвать гомеопатией вряд ли можно. Белые крупинки так быстро не способны примирить с окружающей жизнью и с собой. А Ольга никогда не хотела никакой подсадки. Она любила свободу.

«Да неужели? А что же ты, такая свободная, столько времени металась между Питером и Москвой?»

Но она независима, у нее нет штампа в паспорте, спорила она с собой. Она выбросила его и все, что с ним связано, из своей жизни.

«Да неужели? А что это болтается в ванной?»

Ольга вскочила и метнулась в ванную. Халат Виталия в сине-белую полоску свисал с красного крючка. Она сдернула его с такой силой, что крючок закачался в гнезде. «Полегче», – предупредила она себя. Перекинув халат через руку, потянулась к стаканчику с зубными щетками. Синяя – его. Она поморщилась. У Виталия была странная привычка – чистить зубы без пасты после еды и не мыть щетку. Сначала она никак не могла понять – откуда запах, как будто кто-то стоит рядом с больными зубами и противно дышит. Ольга обнюхала ванную, сунула нос даже за полотенцесушитель, втянула воздух и долго чихала. Никогда не думала, что там столько пыли.

Наконец обнаружила источник. Она хотела выбросить эту щетку, но подумала, что придется объясняться с Виталием. Поэтому поставила ее отмокать в стакане с зубным мятным эликсиром. С тех пор всякий раз после его отъезда она так и поступала. А вот теперь – Ольга выдернула щетку из гнезда, теперь – все.

Ольга вышла из ванной с халатом и щеткой в руках. А все для бритья? – напомнила она себе. Нет, этого он не оставлял у нее… с некоторых пор. Опасался, что кто-то другой может воспользоваться, насмешливо подумала она. Или… не был уверен, что вернется? Не важно, сказала она себе и дернула дверцу галошницы. Синие сланцы с белой птичкой стояли на нижней полке.

– Все, полетели, – сказала она и выдернула из гнезда.

Потом Ольга отстегнула цепочку на двери, осторожно открыла ее и пошла к мусоропроводу. Она затолкала в него все, что принесла. Постояла, слушая, как шуршат, цепляясь за стенки широкой трубы, ненужные в ее жизни вещи. Она представила себе, как раскрылился халат, словно хищная птица – какой-нибудь гриф, который питается падалью. Там, где он приземлится, ее в избытке, фыркнула Ольга.

Ольга достала зеркальце из кармашка черной сумки и посмотрела на свои глаза. Зрачки, расширенные лекарством, казались бездонными дырами. Она поежилась – каждая почти как в том, вагонном, окне. Рука дрогнула, и Ольга увидела свой нос.

– Ох, – невольно выдохнула она.

Какая ужасная кожа – вся в дырках. Огромные поры, словно они расширились от лекарства, закапанного в глаза. Ольга захлопнула зеркальце – Господи, да оно же двухстороннее, перепутала без очков и смотрелась в увеличительное стекло. Она сердито бросила зеркальце в открытую сумку, оно скользнуло по файловой папке с бумагами и легло на дно.

В коридоре клиники душно и серо. Сдвинув очки на темя, она уставилась прямо перед собой и ничего, кроме очертания фигур, не различала. Казалось, люди напротив тоже не видят ее. Ну и хорошо.

Наконец пятнадцать минут прошло – Ольга додавила взглядом стрелку на часах, то и дело поглядывая на нее и торопя. Она поднялась со стула, нажала на стальную ручку двери и сказала в полутьму кабинета:

– Пятнадцать минут прошло.

Вероятно, в ее лице медсестра увидела что-то, отчего немедленно похлопала ладонью по стулу рядом с собой и сказала:

– Посидите, пожалуйста, здесь. – Потом взглянула на ее глаза и добавила: – Маловато. Поднимите голову и откройте глаза.

Ольга ощутила укол пипетки, жгучая капля омыла веко. Ей показалось, вот теперь наконец сквозь зрачки-дыры можно увидеть то, что до сих пор было накрепко закрыто внутри. Все, что происходило с ней, отпечаталось на сетчатке.

Ольга дышала так шумно, что медсестра покосилась на нее. Она не была специалистом по сердечным болезням, только по глазным. Значит, все ниже и выше глаз пациента ее не интересовало. Медсестра отвернулась, дышит – пускай дышит, не глазами, в конце концов.

Ольга вздохнула еще несколько раз и почувствовала легкость в глазах. В голове. Как тогда, когда Юрка вытащил ее из реки, напротив кладбища, где она собиралась утонуть.

– Прошу вас, – сказала докторша с лицом, отполированным сильными руками косметичек старой закалки, украшенная так, как женщины в прежней жизни: на фоне белого халата – вечерние бриллианты и изумруды. Она нацелила яркую лампу на лицо Ольги. – Посмотрим, деточка. Сюда-а, а теперь сюда-а…

«Деточка». Ольга не вздрогнула и не растаяла. Она догадалась, что это слово «носили» доктора в то же время, что и бриллианты среди дня. Давно. Очень.