Офицер и матросы оделись для встречи супруги наместника в парадную форму, и вдруг перед ними появляется бесформенное существо, с которого ручьями стекает вода, лишенное величественности настолько, насколько это возможно, и вдобавок ко всему прочему так запыхавшееся, что стоит с открытым ртом, не в силах выдавить из себя ни слова.

Все замирают на своих местах, окаменев от изумления и неловкости. Наконец, инцидент получает объяснение, и матушка, только что потерявшая свой престиж, моментально не только возвращает утраченное, но и приобретает дополнительное уважение.

Праздник состоялся. Был отдан приказ хранить молчание о происшествии, и приказ этот будет исполнен. О случившемся никто не расскажет, по крайней мере немедленно. Лишь через много месяцев о нем пронюхает иностранная пресса и изобразит преступным умыслом, покушением на убийство. И монархические издания только тогда подхватят эти слухи.

Напряжение в отношениях между отцом и его противниками продолжало возрастать. Терпеть его дольше для наместника означало не только испытывать постоянные помехи в своей деятельности, но также и демонстрировать свою слабость. Действия противников стали более явными.

Отец раскрыл одну за другой две интриги, незначительные по результатам, но показательные. Первая была связана с якобы готовившимся во время концерта покушением, которое, как установил отец благодаря собственной разведке, было полностью вымышлено. Затем было якобы предпринято покушение лично на наместника: будто бы ночью на подоконник кабинета отца положили бомбу. Так уверяла полиция, но, к сожалению, ни бомбы, ни покушавшегося не нашли и даже не видели. Здесь отец тоже получил сведения из своих источников.

Ввиду этих случаев отец дал понять севастопольскому полицмейстеру, что желает, чтобы этот чиновник подал в отставку. Такой выход позволил бы избежать служебного расследования и скандала. Но начальник полиции не только не последовал совету отца, но и поспешил послать министру внутренних дел доклад, в котором изображал Крым находящимся в результате деятельности наместника во власти анархии, сотрясаемым заговорами и покушениями – словом, стоящим на краю гибели. Министр написал отцу, требуя прислать точные сведения о положении в провинции; также он направил в Крым чиновников для проведения расследования на месте. Получив письмо министра, отец перешел в наступление и еще до приезда проверяющего направил императору прошение об отставке.

Не вызывает сомнений, что это решение было принято после долгого обдумывания человеком, оскорбленным недоверием и подозрительностью после всего того, что он сделал. Возможно, отец рассчитывал, что император не примет его отставку.

Но император ее принял. Незнание государем положения дел в Крыму свидетельствует в пользу предположения, что и в этом случае он последовал совету своего окружения. Это окружение видело в моем отце опасного человека, мешающего их планам. И тогда отец навсегда порвал отношения с императорским двором. Он испросил и получил продолжительный отпуск и решил отвезти нас во Францию, где и остаться жить. Мы начали готовиться к отъезду из Крыма, с которым каждого из нас связывало столько воспоминаний; с которым память детства связывает меня до сих пор.

Наш отъезд показал всю силу популярности отца. Можно догадаться, с каким волнением он простился со своим флотом. Наше волнение при прощании тоже было велико. У меня до сих пор перед глазами образ матушки, стоящей перед открытым окном дворца. Плачущая, прижимающая к лицу платок, она слушала крики «Ура!» флотских экипажей, несшиеся над портом. Потом к ней подошел отец, и они вдвоем, молча и неподвижно, слушали эти крики.

Вследствие этих событий у отца появилось желание путешествовать. Он решил отправиться во Францию, где бывал прежде. Кроме того, в Париже у моих родителей были многочисленные родственники и друзья.

Отца неплохо знали в политических и дипломатических кругах. Он сыграл важную роль в заключении франко-русского союза, о чем было хорошо известно французам. Адмирал Жерве, приехав в Россию после подписания союзного договора, привез моему отцу ленту ордена Почетного легиона.

Наше пребывание в Париже продлилось полгода. Затем отца отозвали в Россию, где назначили членом Высшего морского совета. Проехав через ряд европейских столиц, мы несколько месяцев спустя присоединились к нему в Петербурге.

Во внутренней политике сохранялось прежнее положение. Революционные беспорядки не прекращались: когда я отдыхал в Териоки в Финляндии, чуть ли не у меня на глазах полиция убила на пляже революционера Герценштейна. Народ быстро забыл иллюзорные радости, вызванные созданием Думы; император оставался неограниченным монархом.

Главной его опорой стал Столыпин. Этот министр, остававшийся у власти до 1911 года, являлся сторонником сохранения неограниченной императорской власти; но он был умным человеком. Хотя мой отец не разделял безграничной преданности Столыпина идее абсолютной монархии, а Столыпин считал моего отца слишком либеральным, у двух этих людей было нечто общее – любовь к Родине. Столыпин обожал императора, но и империю он обожал тоже. Он был монархистом и патриотом одновременно; далеко не у всех лиц из императорского окружения два этих качества сочетались. Очень умный, прекрасно образованный, этот искусный политик мог успешно управлять такой большой, такой сложной и такой неспокойной страной, как Россия. Он имел прямой доступ к царю, которому, казалось, передал часть своей энергии. Истина требует сказать, что, удалив из императорского окружения тех советников, чье влияние он считал вредным, невзирая на высоту занимаемого ими положения, Столыпин нажил себе при дворе множество врагов. Его смерть стала первым ударом, нанесенным по зданию империи.

Революционеры очень старались его уничтожить. Для них убить этого человека было важнее, чем даже самого императора, казавшегося им бледной фигурой, просто символом режима.

В Киеве в 1911 году проходили торжества по случаю юбилея города. На них приехал царь. На спектакле, где присутствовал государь, революционер Богров стрелял в Столыпина и смертельно ранил его. Это убийство, имевшее важные последствия, не вызвало большого горя при дворе; но прямым его результатом стало немедленное падение популярности императора, так как многие видели, что при звуке выстрелов он, по совету своего окружения, торопливо покинул театр, не заботясь о судьбе министра. Народ сравнил это поведение с поведением Александра II; всем известно, что в 1881 году он подошел к казакам, смертельно раненным при взрыве первой бомбы, от которой сам он не пострадал; этот поступок стал причиной его гибели, потому что террористы бросили в него вторую бомбу, и на этот раз не промахнулись.

После гибели Столыпина Дума собиралась и распускалась по желанию царя. Оппозиция теперь не ограничивалась только левыми партиями. Ораторы правых тоже стали поднимать голос против некоторых действий правительства. Члены Думы были защищены депутатской неприкосновенностью; поэтому фракции старались превзойти друг друга в силе критики и резкости выражений.

Сохранив об этом времени, как и о нашем пребывании в Париже лишь отрывочные воспоминания, относящиеся ко мне самому и к моей семье, я считаю своим долгом избавить от них читателя.