— Не знаю, как тебе объяснить… — он достал из деревянной коробки сигару, привычно и ловко отрезал кончик, — Мы уже не те… Рок умирает, Жорик. Мы должны потихоньку уходить, чтобы не быть смешными. Сюзи Кватро, Ингви Мальмстин, Барни Марсден, кому сейчас нужна их музыка? Кругом слушают такую хуйню, что страшно жить становится!

— Не скажи, — горячо возразил Жора, — Рок никогда не умрет! Никогда! В последний приезд, на Пинк Флоид народу было больше, чем на похоронах Сталина! А на Маккартни вообще все билеты за месяц проданы! Нельзя уходить, Роберт! Никак нельзя! Уступать место жлобам? Это малодушие…

— Да народу по хую, на что ходить! Это же — толпа! На митинги «За честные выборы» или на концерт Оззи Осборна. — Роберт Плант прикурил сигару и красиво выпустил дым. — Заметь, кто на рок-концерты ходит? Старички, типа нас тобой! А молодежь тупо идет на то, что модно, а не на то, что хорошо! Скоро нас будут слушать только застывшие во времени мумии, как сегодня слушают Козина, Вертинского и Лемешева. Поэтому у нас, братишка, должен быть запасной аэродром! Семья, работа, любовь. Или, как у меня — работа в полиции! Вот у тебя есть запасной аэродром?

— У меня? — Георгий задумался и с ужасом вдруг осознал, что у него нет никакого, даже самого захудалого, запасного аэродрома. Дома пусто, в душе мрак, будущее темно.

— Скажи мне, Роберт, в тебя отец вложил частицу себя? — спросил он задумчиво.

— В смысле? — поднял кустистые брови Плант.

— Ну, занимался он твоим воспитанием? Формировал тебя как мужчину, как музыканта?

— Да нет, — немного подумав, ответил Плант, — хотя, если честно, я этому рад. Если бы он меня, упаси Бог, формировал, я бы давно спился. Он ведь у меня алкаш был, от пьянки загнулся.

— Тогда, может быть, мать? — с надеждой спросил Кравец.

— Да нет. Мать была занята собой. Меня формировала музыка. Да. Музыка. И все. А мать в музыке ни бельмеса не соображала. Она была глухая. А почему ты это спросил?

— Да так… Я об этом часто думаю.

Двери кабинета со скрипом приоткрылись. В проеме снова показалась лысая голова полицейского, потом другая, поменьше и вихрастая, словно посудный ершик. Не заметив ничего странного, обе головы исчезли.

— Ну что? — Свиридов деловито, неторопливо и величаво, чтобы Жорка успел заценить, взглянул на часы «Rolex», — Протокол будем оформлять? Или так разойдемся? — он, с хитринкой глядя на Георгия, засунул остатки шоколадки «Аленка» себе в рот.

— Юрка там — как? — Кравец окончательно пришел в себя.

— Дома твой ебанутый Юрка. Пьян, как большевик на маевке. Протрезвится утром, а ты уже — опачки — дома!

— Сколько? — вздохнул Жора, почти физически ощутив себя дома, в спасительной теплой ванне с благовониями и морской солью, бокал «Henessy» в руке, Taj Mahal из колонок, и ему стало тепло и спокойно.

— Вот это — по-мужски! Молодца! — одобрительно хлопнул его по плечу капитан, почти физически почувствовав увесистую, шершавую пачку ассигнаций у себя в руке, и ему стало тепло и спокойно. Он вдруг схватил со стола стакан, легко, по-ковбойски, без помощи рук, вскочил на стол, опрокинув на пол компьютер, держа сосуд перед собой наподобие микрофона, запел в него хриплым, истошным фальцетом:

Didn’t take too long ‘fore I found out,

What people mean my down and out.

Spent my money, took my car,

Started telling her friends she wants to be a star.

I don’t know but I been told,

A big-legged woman ain’t got no soul.

КОНЕЦ

1.

Вечером, возвращаясь с работы, Николай Заколупин обнаружил в своем почтовом ящике мятую записку на фирменном бланке ЖЭКа № 6. Вот что он там прочитал: «Гражданин Н. А. Заколупин! В связи с предстоящими выборами, вам надлежит явиться в паспортный стол, для уточнения и идентификации ваших биографических данных».

— Что за хрень? — встревожился не на шутку «гражданин» Заколупин, — такого раньше не было, идентификация какая-то…

На самом деле, «гражданину» Заколупину Н. А., здоровому, молодому симпатичному человеку, тридцати лет, специалисту по компьютерной графике было отчего беспокоиться. Был в его биографии малоизвестный широкой общественности факт, который мог бы вызвать законное подозрение у паспортистов. Дело в том, что год назад Заколупин Н. А. заключил фиктивный брак с гражданкой Анной Семеновной Блохайц, пятидесятилетней одутловатой, усатой женщиной с сиплым, прокуренным баритоном, редкими, окрашенными неведомым мировой колористике цветом, волосиками на голове. Анну Семеновну он видел всего два раза: один раз, когда предприимчивый и энергичный армейский друг Женька привел ее к Николаю для того, чтобы подписать взаимовыгодный сепаратный договор о недопустимости взаимных имущественных претензий.

— Вот, Колька, невесту тебе нашел! Принимай! — весело кричал Женька, подталкивая Анну Семеновну к Николаю. — Ручку даме целуй, каналья! Вот так!

Николай, смущаясь, тронул губами протянутую натруженную и жилистую руку дамы.

— Анна! — склонив голову на манер придворных дам, представилась она и сделала нелепый книксен.

— Я сват ваш, дети мои! Сват, сват, сват! — крестился, смеясь, Женька и разливал настоящее португальское вино по стаканам.

Анна Семеновна тогда была в белой кокетливой винтажной вязаной шапочке и в серой, траченной молью кофте. Она кокетничала и строила Николаю глазки. Сошлись на пятидесяти тысячах деревянных. За эту сумму Анна Семеновна согласилась прописать Николая к себе как мужа. Второй раз он увидел ее, когда они расписывались в районном ЗАГСе. К моменту регистрации невеста, благодаря усилиям свата, была изрядно пьяна. Женька, проявив себя как лучший друг, все устроил в лучшем виде: напоил Анну, купил ей платье, туфли, цветы, оплатил шампанское, а теперь, словно брат невесты, поддерживал женщину под локоток, чтобы она не шибко шаталась. Лицо Анны было пурпурным от красного вина, а сама она была оживленная и, как ей казалось, весьма остроумна.

— Николя! Мон лямур! Айда в нумера! — кричала она на все фойе, — Гуляем пока живы!!!

Женька, опасливо оглядываясь на кряжистого секьюрити, дежурившего у входа, как мог, пытался успокоить расшалившуюся старушку.

— Николай! Согласны ли вы взять в жены Анну? — спросила худая, желтокожая женщина с лентой через плечо.

— Да, — тихо ответил Николай.

— А вы, Анна, согласны стать женой Николая?

— Йес! — озорничала Анна. Женька ущипнул ее за бедро. Анна рассмеялась.

— Обменяйтесь кольцами!

Николай долго никак не мог втиснуть кольцо на широкий палец Анны. Он вспотел и тихонько матерился.

— Желаем вам прожить без скуки

Счастливой, дружною семьей

До дня, когда вас ваши внуки