намерений девушки, уступил, и они оба оказались в совсем плохо освещенном углу под лестницей.

– Зачем же ты меня остановила? – раздраженно спросил француз.

– Чтобы спасти! – крикнула шепотом Фрида. – Я прошу Вас… нет, умоляю ни в коем случае не связывайтесь с этим… этим… – девушка пыталась подобрать слово, но ее французский не позволял этого сделать.

– Да, что с ним такое, Фрида?! Объяснись же!

Девушка замялась, услышав тон Филиппа. Казалось, что ее гложет чувство вины за все, что произошло сегодня: начиная с того, что она согласилась на сопровождение Лавуана и заканчивая этой неприятной встречей с любовником Мелани.

– Просто… Это же сам Виктор Моро, – Фрида специально выделила имя, придавая ему особый вес.

Виктор Моро… Почему это имя кажется мне таким знакомым? Всех людей, с которыми когда-либо Лавуан имел счастье или несчастье быть знакомым, писатель не мог упомнить. Но имя, внушающее такой страх в бедную Фриду, было Филиппу очень знакомым, однако вспомнить откуда, он, как ни старался, не мог. Лицо Фриды же выглядело так, словно не знать этого мерзавца и вовсе нельзя и приравнивается к преступлению и никак иначе.

– Кто же такой этот Виктор Моро? – решился спросить француз. – Окромя того факта, что он хам, разумеется.

– Он полковник французской армии, – в голосе Фриды отчетливо звучало неподдельное уважение при этих словах, – был героем войны. Всеми почитаем и уважаем.

– Мне плевать кем почитаем этот солдафон! – бросил Филипп. – Никто не смеет так обращаться с дамой!

– Разумеется, но Бога ради, – девушка сложила руки в мольбе, – откажитесь от этой глупой мальчишеской затеи… Его прозвищем было «медведь» … Ростом он выше всех людей, с которыми я когда-либо была знакома… И даже если, с Божьей помощью и только с ней, Вы каким-то чудом сумеете его вразумить, во что я, уж простите, зная нрав этого человека, никак поверить не могу, друзья мсье Моро начнут Вам мстить, и уж поверьте мне, от таких врагов отделаться так просто не удастся.

Слова Фриды, какими бы болезненными для Лавуана они ни были, звучали разумно и, что самое главное, немка сама верила в то, что говорит. Не ясно что было бы, будь у Филиппа чуть больше времени на раздумье, но всю эту подлестничную возню прервала открывшаяся на втором этаже дверь и последовавший громкий, но в то же самое время четкий голос:

– Мсье Моро, я благодарна Вам за оказанное моей персоне внимание, более того, Ваше общество мне всегда казалось весьма приятным, однако караулить себя в такой час я не позволю. Как я уже говорила, и буду говорить впредь – прошу оставить меня в покое. На этом разговор окончен!

Голос Мелани был прерван звуком с грохотом захлопнувшейся двери. Виктор хотел было что-то ответить, но девушка не дала ему и шанса это сделать. Все, что оставалось полковнику – это громко ударить в стену напоследок и спуститься вниз, дабы уйти восвояси. Проходя мимо Филиппа и Фриды, Моро, не замечая пару, смачно сплюнул, выругался и быстрым шагом побрел прочь от дома. На секунду Лавуан был невероятно благодарен судьбе за чудесное спасение в лице Фриды. Ведь не останови его немка, герою пришлось бы встретиться лицом к лицу с двухметровым, широкоплечим солдатом, которого буквально только что так унизила дама. Увидев размеры Виктора Моро, Филипп не на шутку струсил, но, быстро собравшись, вспомнив о своих чувствах, вернулся к разговору с Фридой.

– Как давно у них отношения? – голос француза был как никогда серьезен.

– Давайте пройдем наверх, мсье Лавуан, – буквально ведя за собой писателя, ответила Фрида, – незачем нарушать покой постояльцев еще больше.

Филипп сейчас совершенно не думал ни о постояльцах, ни о шуме, который мог бы создать в столь поздний час. Виктор Моро, своей тушей весьма внушительного размера вытеснил все прочие мысли из головы Лавуана. Те минуты, пока они с попутчицей поднимались, держась за холодные железные перила, по лестнице, казались вечностью. Проблема, только что образовавшаяся перед молодым человеком, казалась абсолютно неразрешимой. Сам факт, что такая важная особа для сердца Лавуана, как Мелани Марсо, уже имеет интимные связи с кем-то еще, выбивал из колеи, но вид этого грозного оппонента поверг Филиппа в настоящее, беспросветное уныние. В беспамятстве, Филипп попал в квартиру Фриды.

– Присядьте, мсье Лавуан, – девушка сама решила усадить гостя на кушетку, что была подле двери. Филипп не сопротивлялся.

Квартира Фриды, пусть и была вся как на ладони, тем не менее представлялась писателю сквозь призму какой-то дымки. Сам для себя Лавуан не мог найти четкую причину данного феномена: это мог быть как затхлый воздух плохо проветриваемого помещения, так и банальная невозможность мозга сконцентрироваться на созерцании картины, абстрагируясь от мыслей о Викторе Моро. Все, что сейчас мог разобрать Филипп – это убогость и невероятная захламленность помещения. Закрыв на пару секунд глаза, Лавуан старался привести мысли в надлежащее состояние, что давалось непросто. Открыв веки, он увидел квартиру Фриды более четко: это была большая просторная комната, поделенная на несколько секторов при помощи занавесок. Выглядело это все совсем не по-немецки, но бедность, в которой прибывали мигранты, накладывала свой отпечаток прежде всего на быт этих людей. В центре комнаты стоял большой обеденный стол, под которым красовался красивый красный ковер. Он был старым: цвета утратили былую силу, виднелись пятна, ненароком попавшие во время одной из давнишних трапез, бахрома истерлась. Тем не менее, именно ковер задавал тон всему жилищу. Занавески, очевидно, отделяли гостиную, в которой, был уверен Лавуан, принимать было некого, ибо никто из уважающих себя людей не согласился бы опуститься до того уровня, что позволил себе прийти в такое место, от спальни, куда Филипп соваться и не хотел. Точно также была отделена и небольшая кухонька, проглядывавшая в небольшой зазор между занавеской и стеной, что позволило французу быстрым скользящим взглядом оценить там обстановку. Несмотря на бедный, можно без всякого преувеличения сказать, нищий вид, квартира выглядела невероятно чистой. Казалось, что все вещи здесь, пусть и не совсем к месту, выполняли свои функции четко. Даже в такой обстановке нищеты проглядывался чисто немецкий менталитет.

– Располагайтесь, мсье Лавуан, – снимая теплую накидку, сказала Фрида. – Полагаю, идти обратно в такой час – плохая затея. Вы можете заночевать здесь. Хельмут будет лишь утром, он не станет противиться Вашему присутствию.

Предложение девушки было для Филиппа как честью, так и позором. Гостеприимства Фриде не занимать, это стоит признать, но квартирка казалась Лавуану неуютной. Ночевать здесь он совершенно не хотел, но и грубо отказать столь радушной хозяйке не