Ник подхватил ее до того, как она упала. Он позволил своим рукам властно обхватить ее плечи и задержаться на них, в нем вспыхнул гнев.

«Что она имеет в виду, чем я не подхожу? Эту малышку необходимо проучить, будет знать, как играть с огнем». Особенно с таким огнем, который бушевал в нем в этот момент, разогревая кровь, сжигая тонкий слой его учтивости.

Она рывком высвободилась и бросилась искать спасения к своей высокой подруге.

Проглотив горький привкус неудовлетворенного желания, Ник пытался смирить пульсирующий поток крови в своем теле. В противоположном конце зала Люсилла пыталась привлечь его внимание, она раздраженно сдвинула брови и капризно надула губки. Но Ника Люсилла уже не интересовала. Он прикипел к месту, на котором стоял, и наблюдал, как эта слишком соблазнительная леди Каррингтон шепчется с подругой, которая таращилась на него со смесью ужаса и восторга.

Он пытался не обращать внимания на не утихающее напряжение в паху. Как он позволил таким простым вещам, как густые ресницы и ямочка на щеке, сломить его невозмутимость?

Тут Ник ощутил на себе жадные взгляды двух матрон, красноречиво говорящие, что им невтерпеж увидеть его повешенным на ближайшем фонарном столбе. И как раз сегодня ему совсем ни к чему устраивать из себя зрелище. Один неверный шаг – и он снова станет изгоем, заглядывающим в окна снаружи. Он через силу остался в бальном зале и позволил знакомить себя с чередой безликих дам. Молва о его богатстве разнеслась быстро, и общество Бата открыло свои двери блудному сыну.

Но весь вечер Ник остро ощущал присутствие леди Каррингтон, которая порхала по залу, улыбаясь всем, на кого падал ее взгляд. Он наблюдал за ней с мрачным раздражением. Высший свет любит скандалы не меньше, чем деньги, и питается всеми доступными их объедками. Если он не поостережется, леди Каррингтон станет следующим лакомым блюдом, а превратись она в парию, ему придется от нее отказаться. Высшее общество любит объявлять человека виновным на основании его связей. И все же... его взгляд невольно устремлялся к ней, пока она оживленно беседовала с подругой. Она была загадкой, вспышкой, неожиданной и неизвестной.

Возможно, Анри прав: ему нужна трудная задача. Но не такая, которая лишит его возможности вернуться в общество. Вечер внезапно снова стал скучным. Бросив последний взгляд на леди Каррингтон, Ник резко повернулся и ушел.

Гиббертон-Холл слишком долго простоял без хозяина. Крыша протекала в десятке мест, выпавшие кирпичи заблокировали пять из одиннадцати дымоходов, а черная плесень выступила на некогда элегантно отделанных стенах почти в каждой комнате. Заброшенный особняк был на грани полного разрушения.

В таких условиях человек обычно отказывается от попыток вернуть имению его былую красоту. К счастью, графу Бриджтону было не занимать упорства и целеустремленности. Гиббертон-Холл принадлежал Нику, и он хотел реставрировать его, невзирая на затраты.

Возмутительно, как Паркингтон позволил Холлу прийти в такое запустение, думал Ник, стоя посреди библиотеки. Эта комната была в лучшем состоянии, чем большинство остальных, хотя тоже требовала вложений. Полы нуждались в покраске, тяжелые дубовые панели покоробились от постоянной сырости, царящей в доме, а изящная лепнина покрылась крохотными трещинками. Ник подавил нетерпеливый вздох и подошел к окну.

– Пратт, нам понадобятся люди, умеющие работать с лепниной.

– Да, милорд, – согласился его давнишний поверенный со своего места за письменным столом, где составлял перечень ремонтных работ. Его тонкий, убористый почерк уже заполнил три полных листа.

Ник открыл задвижку и распахнул окно настежь, при этом петли громко заскрипели. Холодный зимний воздух ворвался в комнату, разгоняя запах плесени и прочищая мозги.

Несмотря на почти столетие забвения, Гиббертон-Холл выглядел внушительно. Главная частьдома, построенная во времена Тюдоров, включала большой пиршественный зал, превращенный в бальный почти сто лет назад одним предприимчивым владельцем. Остальные части Холла отражали прихоти череды владельцев, которые строили, не обращая внимания на стиль уже существующего дома. Как ни странно, появившаяся в результате архитектурная неразбериха радовала глаз и выглядела загадочно.

– Милорд? – Мягкий голос мистера Пратта прервал его мысли. – Я подготовил список материалов, необходимых для ремонта восточного крыла.

Ник кивнул, не глядя на бумагу. Его поверенный был даже слишком старательным.

– Отдайте его Ледбеттеру. И отметьте, что ему понадобятся люди. Я хочу, чтобы как можно большая часть работ была закончена до весны.

– Да, милорд. Я прикажу ему поискать в округе искусных мастеров.

– Надо также наладить постоянные поставки дерева. Возможно, придется завозить что-нибудь из Франции.

– Я наведу справки. – Поверенный поправил очки, его серые глаза почти не были видны за толстыми лизами. – Милорд, как... как вы себя чувствуете?

Стиснув зубы, Ник понял намек на его головные боли. Ах, эти преимущества старых семейных слуг – еще один аспект оседлой жизни, без которого он мог бы обойтись. Он поймал озабоченный взгляд Пратта и выдавил из себя:

– Головные боли здесь мучают меня реже, чем во Франции.

– Отлично, милорд. Возможно, они совсем пройдут.

– Будем надеяться, – согласился он больше для того, чтобы закончить неприятную тему. Он беспокойно отодвинул край новой занавеси, задержав в пальцах бархатную ткань. Нежный, мягкий бархат вызвал у него внезапное воспоминание о леди Каррингтон, какой он увидел ее три ночи назад. Маленькая и хрупкая, с густыми черными волосами и белоснежной кожей, она стала бы потрясающей любовницей. Каждый дюйм ее тела был высшего качества. Именно такая женщина подошла бы новому положению Ника в жизни. Ему надо лишь уложить ее в свою постель.

Короткий стук в дверь возвестил о приходе дворецкого. Уиггз мелкими шажками вошел в комнату, держа в узловатых руках тяжелый поднос с посудой из серебра и тонкого фарфора.

– Ваш чай, милорд. – Голос дворецкого сорвался на слове «милорд», отчего оно потеряло последние буквы.

– Спасибо. – Ник отметил, что дворецкий снова отводит глаза. Со времени его прибытия слуги имения обращались с ним так, словно у него вот-вот вырастут рога и хвост, и это начинало несказанно раздражать его. – Уиггз!

Дворецкий, поправлявший посуду на подносе, поднял на него неуверенный взгляд.

– Да, милорд?

– Как долго вы служите в Гиббертон-Холле?

– Почти пятьдесят лет, милорд.

Мистер Пратт поднял голову от списка.

– Все слуги здесь уже давно, что поразительно, учитывая, что они годами не получали приличного жалованья.

Уиггз кивнул, его лицо сияло от гордости.