Кое-что о голографии он знал. Трехмерные видеосистемы, генерировавшие изображения размером всего в метр, требовали огромных компьютерных мощностей. Но сидящая перед ним фигура — в натуральную величину и в полном цвете — была лишена каких-либо видимых искажений или дефектов, таких как, например, неровности эмульсионного слоя. И она не имела ничего общего с призрачными, расплывчатыми голограммами первого поколения. Уорн обвел взглядом темные стены, безуспешно пытаясь найти проекционную систему, затем снова повернулся к голографическому изображению в кресле напротив, пытаясь сосредоточиться на том, что он — оно — говорило.

— В этом году парки развлечений посетят около пятисот миллионов человек, — говорил образ Найтингейла. — Но я открою вам один секрет. У меня есть для них нечто более интересное, нежели просто развлечения. Я хочу, чтобы все они приехали именно в Утопию. Если мы сможем обеспечить им полное погружение в наши Миры, просвещая и восхищая одновременно, мы добьемся своей цели. И мы можем этого достичь без помощи примитивных аттракционов или дешевых сенсаций. Именно в этом состоит ваша задача. — На лице Найтингейла появилась хорошо знакомая Уорну широкая, почти заговорщическая улыбка. — Вас пригласили сюда благодаря вашему особому опыту. И этот опыт, каков бы он ни был, поможет сделать Утопию более реалистичной. Или обеспечить ее бесперебойное функционирование. Возможно, шире раздвинуть границы воображения. Ибо Утопия — это задача, постоянно требующая максимума усилий. Если мы не будем бросать вызов самим себе, то перестанем развиваться.

Образ Найтингейла встал. Уорн отметил, что голограмма словно обладает той жизненной энергией, которую всегда демонстрировал сам фокусник.

— Когда я впервые изложил свою концепцию Утопии, ученые мужи заявили, что я сошел с ума. Никто не поедет на много миль в пустыню ради того, чтобы посетить парк развлечений. «Лас-Вегас — ужасное место, — говорили они. — Это площадка для игр взрослых, не для всей семьи. Людям не нужны развлекательные комплексы, поражающие их воображение. Им нужны просто русские горки». Но я знаю, что Утопия будет достойна своего имени. Она станет самым успешным парком развлечений в мире. И мы будем расти дальше, используя опыт специалистов, подобных вам.

Найтингейл снял цилиндр и перевернул его дном вниз.

— Как вы сами увидите, иллюзия — основная составляющая Утопии. Мы вовсе не избегаем всевозможных трюков, напротив, мы стремимся погрузить посетителей в иллюзию, окружить их ею со всех сторон. — Он опустил руку в шляпу, а когда та появилась снова, на его указательном пальце сидел маленький белый голубь, наклонив голову и глядя на него глазами-бусинками. — А когда люди уедут отсюда с самыми лучшими, самыми яркими впечатлениями за всю свою жизнь — разве эти воспоминания не будут столь же настоящими, как и любые другие? Именно таким образом мы превращаем видимость в реальность.

Улыбнувшись, он подбросил голубя в воздух. Птица подняла лоснящуюся голову и широко расправила крылья. На глазах Уорна белые перья начали сиять почти металлическим блеском. Затем голубь внезапно превратился в маленького дракона. Из его пасти вырвалось пламя, и Уорн инстинктивно пригнулся. Дракон взмыл над головой Найтингейла и исчез в облаке синего дыма.

Изображение создателя парка смотрело прямо на Уорна, все так же широко улыбаясь, словно наслаждаясь произведенным на зрителя впечатлением. Несомненно, он тщательно продумал представление от начала до конца, не зная, что оно в итоге станет эпитафией самому себе.

Черные глаза Найтингейла сверкнули под нависшими бровями.

— С тех пор как был дан старт проекту Утопии, мы уже воплотили в жизнь многие важнейшие новшества в сфере развлечений. Мы создали соответствующую высокореалистичную среду, воздействующую на подсознание посетителя, применили новейшие технологии в области голографии и видео, запустили интеллектуальных автономных роботов.

— Спасибо, — пробормотал Уорн.

— Именно с вашей помощью мы продолжим внедрение новых идей. И Утопия будет продолжать строиться на основе того, чем она является уже сегодня — авангардом новой эры в сфере семейных развлечений и горнилом новых технологий. Желаю приятно провести время вместе с нами.

Все это время Найтингейл держал цилиндр в руках. Теперь же он развел их в стороны, и изображение начало слегка дрожать. По его краям возникло странное золотисто-серебристое мерцание, отчетливо видимое на фоне приглушенного освещения в комнате. Свечение начало быстро распространяться внутрь, пока фигура Найтингейла не превратилась в облако из магической пыли, очертаниями напоминающее силуэт человека; как показалось Уорну, оно слегка поклонилось.

— До новой встречи, — сказал Найтингейл, но голос его уже становился столь же иллюзорным, как и само изображение.

Его контуры неожиданно стали ярче, рассыпавшись бесчисленными светящимися точками, а затем оно исчезло с едва слышным мелодичным звоном.

Уорн стоял, не в силах пошевелиться, глядя туда, где только что был Найтингейл, и чувствуя себя так, будто оказался где-то в пустоте между прошлым и будущим. Он сморгнул подступившие к глазам слезы.

— До свидания, Эрик, — тихо проговорил он.

Эндрю Уорн шел вдоль выкрашенного белой краской забора, моргая в ярких лучах солнца. Мимо сплошным потоком текли толпы посетителей. Тротуар был выложен широкими деревянными досками, потертыми и выцветшими, словно от многолетнего воздействия соли и солнца. Неподалеку крутил ручку своего аппарата шарманщик с ручной обезьянкой на плече. На противоположной стороне улицы расположился маленький городской парк с живописными аллеями и деревянными скамейками. В центре его стоял бельведер, где оркестр в соломенных шляпах и пиджаках в красно-белую полоску громко играл «Royal Garden Blues»[7]. А над всем этим возвышались огромные русские горки под названием «Брайтон-Бич экспресс»; замысловатая паутина их деревянных опор и широкий трамплин первого спуска напоминали волшебным образом ожившую почтовую открытку.

Это были Дощатые Тротуары, доскональная реконструкция приморского парка развлечений начала двадцатого века, вплоть до чугунных уличных фонарей и даже, как с некоторым удивлением понял Уорн, едва заметного запаха конского навоза, казавшегося в данном окружении странно приятным. И все же, естественно, она не была полностью точной, поскольку никакой настоящий парк тысяча девятьсот десятого года не мог выглядеть столь идеально. Она напоминала тщательно оберегаемое ностальгическое воспоминание, облагороженное прошлое, поддерживаемое арсеналом скрытых технологий. Пробравшись сквозь толпу к границе маленького сада, Уорн достал из кармана карту и, сверившись с ней, двинулся по ближайшей дорожке.

Впереди виднелся голубой овал водоема. Плавная яркая кривая стеклянного купола высоко над головой добавляла ощущение нереальности и без того экзотической обстановке. Вдоль мраморной кромки пруда сидели на корточках дети и взрослые, опуская в воду руки и глядя на маленькие парусные лодки, скользящие по водной глади.