– Кажется... кажется, я что-то почувствовал, – прошептал Алекс.

– Хорошо. Может быть, она в самом деле приходит в себя. – Голос Юджинии приблизился. – Марла! Дорогая, ты нас слышишь? Кивни или открой глаза.

Но Марла не могла ни кивнуть, ни открыть глаз: силы ее истощились, и сознание стремительно уходило от нее.

– Милая...

С тяжелым вздохом Алекс выпустил ее руку.

– Все бесполезно.

– Вовсе нет, – спокойно ответила Юджиния. – Надо запастись терпением. Рано или поздно она очнется.

– А если нет? – резко отозвался Алекс.

– Тогда придется смириться. Всем нам. Да, это будет ужасно, но нам придется преодолеть горе и жить дальше. Но ни к чему кликать беду. Она шевельнула рукой, ты почувствовал пожатие – это хороший знак. Ей действительно становится все лучше.

– Да, наверно... – с явным сомнением в голосе проворчал Алекс.

Больница «Бейвью» – одна из лучших в городе, по крайней мере, так слышал Ник. Но, проходя по длинным коридорам, где в мягком успокаивающем полусвете смотрели со стен копии знаменитых полотен, провожая взглядом докторов и сестер, спешащих по своим делам, он чувствовал, как по коже пробирается неприятный холодок. Ник ненавидел больницы. Всякие. Запахи антисептиков, дезинфектантов и лекарств щипали ноздри. «Успокаивающая» музыка скребла по нервам. Улыбки пациентов, посетителей и врачей казались невыносимо фальшивыми.

«Чему они радуются? – спрашивал он себя. – Что хорошего можно найти в таком месте?»

Однако он здесь. Нравится ему это или нет. И должен исполнить свой, черти бы его взяли, родственный долг.

Ник поднялся на лифте на пятый этаж и без труда нашел палату 505. Дверь была приоткрыта. Из скрытых динамиков приглушенно звучала инструментальная версия старой битловской песни. Коридор был удивительно пуст: ни персонала, ни других пациентов. Впрочем, местная администрация вполне могла выделить для миссис Кейхилл целое крыло. Почему бы и нет? Ведь Алекс здесь – свой человек. Зря, что ли, покойный Сэмюэл Кейхилл отваливал больнице щедрые куски через свой благотворительный фонд? Теперь Алекс может хоть все здание снять для себя, если пожелает. С него станется.

Ник отворил дверь в затемненную палату. На единственной кровати лежала пациентка – очевидно, Марла. Алекса не было, и не удивительно – Ник пришел на несколько минут раньше назначенного.

Палата выглядела стандартно. В металлических поручнях кровати отражается бледный свет единственной флюоресцентной лампы. У постели бессменным часовым стоит капельница – закачивает Марле в вены глюкозу и бог знает еще какую дрянь. Букеты цветов в вазах и зелень в горшках немного расцвечивают унылый больничный интерьер. Белая корзина, перевязанная оранжевой лентой, до краев полна открытками от доброжелателей. Шторы приподняты не доверху, и кровать остается в тени.

Ник медленно приблизился к кровати. Хоть его сюда и пригласили, чувствовал он себя незваным гостем.

Марла лежала на спине. Неузнаваемое, страшно распухшее лицо переливалось багрово-фиолетово-черной радугой кровоподтеков.

– Господи Иисусе! – прошептал Ник. И это – Марла?

Жалость перехватила горло. Ник мог убеждать себя, что боль и гнев от ее предательства давно позади, что все схоронено и забыто, но теперь, стоя над ней, не мог сдержать острого, болезненного сострадания к жалкому существу, в какое превратилась его свояченица. На кого она похожа! Все лицо в кровоподтеках, голова с одной стороны обрита, на голом черепе явственно темнеют швы.

Сжимая стальной поручень, он вспоминал ту, прежнюю Марлу. Сказочная красавица, воплощение женственности – такой была Марла Эмхерст в то беззаботное время, когда еще не стала миссис Александер Кейхилл, еще не променяла любовь Ника на обручальное кольцо его брата.

Воспоминания, долгие годы запертые в темнице мозга, властно хлынули наружу. Мысленному взору Ника предстала та, далекая Марла – бесстрашная длинноногая девчонка, слишком хорошо сознающая свою неотразимую прелесть. Господи боже, как балдел он от ее выгнутых бровей, точеных скул и бездонных зеленых глаз!

Что же сталось с той дерзкой красоткой? Как она превратилась... в это? В несчастную, изуродованную калеку, прикованную к мониторам и капельнице, не сознающую ничего вокруг себя? Где та Марла, что когда-то в маленьком домике в Мендичино, на скрипучей кровати, целовала Ника в кончик носа и озорно подмигивала, прежде чем начать сладостный путь вниз по его телу?

– Черт побери! – воскликнул он. – Что с тобой сделали, Марла?

Но тут же, тряхнув головой, отбросил сентиментальные воспоминания. Все это ложь. Она его использовала. Грубо и цинично. А он позволял себя дурачить.

И, черт побери, едва снова не поддался ее чарам.

Хотя какие уж тут чары! И все же, хоть теперь Марла и была страшна как смертный грех, хоть она ничем не напоминала ту прежнюю красавицу, Ник слишком хорошо помнил, что за женщина скрывается под изуродованной оболочкой.

– Как же ты могла этим кончить? – прошептал он. Глаза ее под веками задвигались. Ник ощутил, как шевельнулись волосы на затылке. Разве она не в коме?

– Марла! – прошептал он. Имя ее едва не застряло у него в горле. – Марла!

Медлекно, страшно медленно, словно на веках ее покоилась вся тяжесть мира, она приоткрыла глаза. На Ника глянули огромные черные зрачки, окруженные тоненькими ободками зелени.

Сердце его пропустило такт. Она моргнула и снова открыла глаза, по-прежнему глядя прямо на него.

– Я думал... – Он до боли в руках сжал холодный поручень. – Я лучше позову доктора или сестру.

Она с усилием подняла руку, словно хотела его остановить, и пошевелила губами. Челюсти ее стягивала повязка, и слова выходили неразборчиво – однако Ник разобрал все, улавливая ее шепот не только ушами, но и всем своим существом.

– Кто вы? – Она недоуменно свела брови над холодными зелеными глазами.

«Так она ничего не помнит!» Острое разочарование пронзило его – но он отогнал это неуместное чувство.

– Я Ник, – дрогнувшим голосом ответил он.

Она уронила руку. В глазах не отразилось ни проблеска узнавания.

– Ник? – с явным усилием повторила она. – Вы... брат Алекса?

«Ага, это она помнит!»

– Брат-изгой, – усмехнулся Ник. – Позор семьи. Марла не ответила.

– Алекс скорее удавится, чем по доброй воле назовет меня братом, – продолжал Ник. Ничего не отразилось на ее распухшем, иссиня-черном лице.

– Я пошутил, – неуклюже объяснил Ник.

– Дурная шутка, – едва слышно пробормотала она, закрывая глаза. – Очень дурная.

– В следующий раз придумаю получше, – пообещал он. Она молчала.

– Марла!

«Черт, неужели снова отключилась? До сих пор она вовсе не приходила в себя: по крайней мере, так сказал по телефону Алекс, когда они договаривались встретиться в больнице. Не слишком хорошая мысль, как выяснилось».