Ник тоже встал, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги перед предстоящим свиданием.

– За малышом присмотрят Фиона и Кармен. Пойду расскажу им, что случилось. – И она скрылась в холле.

– Возьмем «Ягуар», – предложил Алекс, сунув руку в карман за ключами от машины.

– Я поеду на своем пикапе, – ответил Ник и, не дожидаясь возражений, вышел из комнаты.

Он не хотел отрезать себе путь к отступлению. Кто знает, что произойдет, когда Марла придет в себя?

Она приоткрыла один глаз, но пронзительный свет ослепил ее и заставил зажмуриться. В голове глухо ворчала боль; скрипучим голоском вторила ей ноющая челюсть. Откуда-то издалека доносилась музыка, и Марла смутно знала, что эта мелодия ей знакома.

– Миссис Кейхилл! – окликнул ее негромкий женский голос.

«Опять это имя! Почему мне все кажется, что в нем что-то не так?»

Ресницы Марлы снова затрепетали. Поначалу она отчаянно заморгала, но скоро поняла, что свет только кажется ярким ее непривычным глазам. На самом деле шторы приспущены, единственная лампа светит вполнакала, и в палате царит полумрак.

– Вы знаете, где вы?

Марла кивнула. Во рту стоял мерзкий вкус, все тело чесалось, волосы спутались. И вообще, с головой что-то было явно не так. Господи боже, она, должно быть, похожа на пугало!

Туман перед глазами постепенно рассеялся, из него выплыло лицо медсестры – высокой блондинки с ясными голубыми глазами и ослепительной улыбкой.

– Вы в больнице, а меня зовут Кэрол Мэлой. Рада, что вы снова с нами!

Марла с трудом сглотнула. В горле было сухо, как в пустыне.

– Как вы себя чувствуете? Хотите пить?

Марла снова кивнула, удивляясь тому, сколько сил отнимает это простое движение. Но Кэрол, не дожидаясь ответа, уже поднесла к ее губам стакан с соломинкой.

– Я так и думала, что вы сегодня очнетесь! Не знаю, почему, просто было такое чувство. Начнем с воды, а потом, если захотите, перейдем к соку.

Сделав огромное усилие, Марла сжала губами соломинку. Божественная влага смочила ее растрескавшиеся губы, проскользнула мимо проволочных скобок на зубах и устремилась в пересохшее горло.

Желудок, отвыкший от пищи и питья, судорожно сжался. На миг Марла испугалась, что сейчас ее вывернет наизнанку. Догадавшись о ее ощущениях, медсестра заговорила:

– Так-так, осторожненько, не спеша. Вы долго пробыли на внутривенном питании, вашему организму требуется время, чтобы приспособиться к нормальной жизни.

Марла последовала ее совету. Медленно и осторожно она проглотила несколько капель, и в голове у нее начало проясняться.

– Вот видите, уже все получается!

С профессиональной расторопностью медсестра сунула Марле в подмышку градусник, измерила пульс, кровяное давление, – все это не переставая болтать:

– Ужасно мешают эти железки во рту, правда? Что же делать, пока без них не обойтись. Но есть у меня и хорошая новость: через неделю-две их снимут. Я уже вызвала доктора Робертсона, он скоро будет здесь. А он позвонил вашим родным.

«Родные. Безликие незнакомцы. Может быть, теперь я их вспомню?»

– Хотите сесть?

– Да, – ответила Марла, радуясь хоть какой-то перемене.

Сестра показала ей рычаг, позволяющий приподнимать изголовье кровати. Теперь Марла сидела и видела палату целиком. Палата была самая обыкновенная – небольшая, чистенькая, и выглядела бы стерильной, если бы не яркие пятна цветов и конфетных коробок. У кровати Марла заметила корзину, до краев набитую открытками.

– Ваша свекровь попросила нас оставить все это в палате, чтобы вы, когда очнетесь, сразу увидели, как все по вас скучали, – объяснила Кэрол, прикладывая к груди пациентки стетоскоп. – Так, нормально. Температура, давление, пульс – все в норме.

Она сунула стетоскоп в карман, затем взяла в руки стальные кусачки, лежавшие на тумбочке у кровати, рядом со стаканом, кувшином и пачкой салфеток.

– Вы, наверно, уже успели удивиться, зачем здесь эта штука. А вот зачем. Если вдруг – я не думаю, что такое случится, но мало ли – почувствуете, что вас сейчас стошнит, немедленно вызывайте нас, берите кусачки и начинайте резать проволоку, что у вас во рту. Не медлите ни секунды, как будто от этого зависит ваша жизнь. – Лицо ее посерьезнело. – Собственно говоря, так оно и есть. Мы не хотим, чтобы вы подавились или задохнулись.

Марла вздрогнула: ей ясно представилась такая ужасная смерть.

– Понимаю, мысль не слишком приятная, – словно прочтя ее мысли, заметила Кэрол. – Скорее всего, ничего такого не произойдет, но я обязана вас предупредить.

– Лучше перестраховаться. – пробормотала Марла.

– Вот именно. – Медсестра черкнула что-то в карточке. – Ну что ж, по-моему, у вас все в порядке. Я сейчас принесу сока и пришлю кого-нибудь, чтобы вам устроили обтирание. А немного погодя, если доктор подтвердит, что все хорошо, мы избавимся от этих трубок и по-настоящему вымоемся.

На пороге палаты она обернулась, подмигнула Марле и исчезла.

Марла не могла дождаться, когда же вырвется из этой тюрьмы. Потягивая воду, она осматривалась кругом. Окно выходило на автомобильную стоянку; за ней простиралась зеленоватая водная гладь – Залив, судя по названию больницы[1].

Наклонившись, Марла принялась перебирать открытки в корзине, читать подписи и гадать, кто эти люди, что желают ей скорейшего выздоровления. Билл и Шерил, Глория и Боб, Джоанна и Тед, Анна, Кристиан, Марио. Все имена были ей совершенно незнакомы – как, впрочем, и свое собственное. «Марла Эмхерст Кейхилл. Господи боже, почему это имя не по мне, словно тесные туфли?»

От раздумий снова заболела голова. Марла поставила стакан, откинулась на подушку и вдруг перед ее мысленным взором всплыло лицо. Мужское лицо. Грубоватое, загорелое, небритое. Суровые резкие черты, густые брови, пронзительные синие глаза. У нее вдруг перехватило дыхание.

В этом человеке было что-то угрожающее. Он шутил, но не улыбался. Он стоял здесь, у ее кровати, и называл себя Ником. Изгой... да, так он сказал. И почему-то Марле показалось, что ему нельзя доверять. Как будто он желает ей зла.

Сердце ее часто, сильно забилось. Он назвал себя изгоем – и едва ли солгал. Сильный, дерзкий, в потертых джинсах и кожаной куртке, он просто излучал опасность.

Да нет, это безумие! Она ведь замужняя женщина! Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на собственную левую руку. Оттуда, со среднего пальца, подмигивает в полумраке широкое золотое кольцо с бриллиантами. Обручальное кольцо. Но она не помнит ни дня, когда кольцо скользнуло ей на палец, ни мужчины, что его надел.

«Думай, Марла, думай!»