Общая картина была пёстрой, и состоявшийся раздел мира будущего передела не отменял. Наоборот, развитие мирового империализма делало неизбежной схватку за новый передел мира. Интересы были разнородными, а одинаковым – лишь стремление к максимальной наживе и обеспечению условий для неё.

Впрочем, на рубеже двух веков все основные участники будущего мирового конфликта однажды объединились в идеально сплоченную, дружную коалицию. И вряд ли когда-либо до этого и позже история знала союз более прочный, более согласованный и искренний, движимый более едиными идеями. Произошло же это геополитическое чудо в Китае.

Со второй половины девятнадцатого века в Китай за прибылью не ходили только ленивые. Особенно отличались янки, но и немцы, англичане и прочие прибирали прибрежный Китай с такой жадностью, что не выдержали даже многотерпеливые в своём конфуцианстве китайцы. Тайное общество с убедительным названием «Ихэцюань» («Кулак во имя справедливости и согласия») начало готовить восстание. В 1899 году оно началось.

Вот тут и случилось «великое единение» наций, а точнее мировой элиты, в рамках подавления восстания в Китае. В «цивилизованных» странах восстание ихэтуаней назвали «боксёрским», но китайские крестьяне, ремесленники, кули и мелкие торговцы дрались преимущественно голыми кулаками. Зато кулак интервентов во имя несправедливости был надежно защищён. И защищён не кожей и шерстью боксёрской перчатки, а сталью и свинцом. В интервенции приняли участие Германия, Япония, Италия, Англия, США, Франция, Россия и Австро-Венгрия. Английский адмирал Сеймур командовал объединённой англо-американской эскадрой, германский фельдмаршал Вальдерзее – объединёнными сухопутными войсками.

Борьба против ихэтуаней стала первой совместной мировой акцией Золотого Интернационала. Она же впервые показала, что нет предела единству разноплемённых жрецов Капитала в деле планетного противостояния народам, отстаивающим свои права на своей земле.

Восстание в Китае растянулось на два года, а на заре XX века его подавили зверски.

Да ведь и хищного зверья собралось тогда в Китае порядком: геральдически-аристократические британские львы, бойцовые французские и итальянские петухи, «нормальные» одноглавые орлы и двуглавые пернатые уроды, а также демократически-республиканские слоны и ослы…

И, вопреки всем правилам и нормам научной классификации мировой фауны, все эти хищники относились к одному и тому же семейству шакальих…

ЧЕЛОВЕЧЕСТВО входило в двадцатый век, на который возлагали много надежд, поскольку прогресс науки и техники обещал действительно много. Уже в первой трети девятнадцатого века, в 1834 году, Николай Васильевич Гоголь писал: «На бесчисленных тысячах могил возвышается, как феникс, великий 19 век. Сколько отшумело и пронеслось до него огромных, великих происшествий! Сколько свершилось огромных дел, сколько разных образов, явлений, разностихийных политических обществ, форм пересуществовало. Какую бездну опыта должен приобресть 19 век! Богатый и обширно развитый наш умный девятнадцатый век, подаривший человечество таким счастием в награду его трудных и бедственных странствий».

XIX век Гоголя не оправдал надежд великого русского писателя и его аттестации полностью, но этот век действительно изменил мир неузнаваемо и впервые сделал достоянием человека всю планету.

Что сказал бы Гоголь, глядя на плоды девятнадцатого века в преддверии века двадцатого? Очевидно, это был бы вдохновенный гимн предстоящему окончательному освобождению людей от невежества и бедствий… Ведь новые научные и технологические достижения открывали перед человечеством небывалые возможности для совершенствования общества в интересах всех членов общества!

Однако хрустальные мечты об изобильном, новом «золотом веке» развеялись в последнем столетии второй тысячи лет от Рождества Христова, словно дым от пожара Хрустального дворца, сгоревшего в 1936 году, за три года до начала Второй мировой войны. Не успел век окрепнуть, как в нём началась Первая всемирная война.

Почему так произошло? Окидывая сегодня мысленным взором те годы, можно сказать, что причин оказалось четыре: Британская империя желала иметь над собой незаходящее солнце, кайзера Вильгельма не желали пускать в Париж, Бисмарк рассорился с Россией, а президент Рузвельт дал газетчикам основания изобразить себя в роли садовника на карикатуре с названием «Рузвельт сажает дерево империализма».

И я, в общем-то, не шучу, читатель. Конечно, главной причиной была та, что мировой капитализм двадцатого века просто не мог не попытаться решить свои проблемы мечом. Однако имело своё немалое значение и то, о чём я сказал: жадность английской элиты, высокомерие французской, бездарность русской и особое положение американского Капитала.

Возможно, кто-то уже обратил внимание, что в перечне отсутствует германский компонент. И это не случайно. Германский рейх и германский Капитал тоже были причастны к «созданию» этой чудовищной войны, но они в своих действиях по отношению к внешнему миру были, пожалуй, наиболее убедительны. Выходит, и наименее виноваты.

В 1888 году на 92-м году жизни скончался кайзер Вильгельм I, а через 99 дней правления скончался и его преемник – больной сын Фридрих III. Новым императором Германии стал внук Вильгельма I – 29-летний Вильгельм II (1859–1941).

Кайзер Вильгельм II дважды извещал французов о желании посетить Париж с официальным визитом. Французы неумно отказывали, а самолюбия у Вильгельма было с избытком: с юных лет ему пришлось вырабатывать характер, борясь с последствиями родовой травмы.

Конечно, ещё Маркс сказал, что, поскольку Германия завоевала Эльзас-Лотарингию, Франция будет воевать с Германией. Причём, отмечал Маркс, Франция будет воевать вместе с Россией. Но, хотя в фактическом отношении Маркс попал, что называется, в точку, ход рассуждений его был не так уж и верен: союз Франции и России не программировался автоматически, объективно дела обстояли скорее наоборот.

Тем не менее Маркс точно подметил, что Франция без России противостоять Германии не способна. Как бы галльский петух ни хорохорился, не с германским орлом ему было тягаться. За Францией было добрых два века развития только полностью централизованного государства (не считая ещё трёх веков единого), а Германия, возникнув как целостное государство чуть ли не под конец XIX века, обошла Францию по экономическому развитию за два десятилетия! К такому народу нельзя относиться высокомерно или легкомысленно. А французы поступали именно так.

Так что пангерманисты, пожалуй, имели какое-то право заявлять в 1912 году: «Мы не можем верить, что только мы одни должны довольствоваться той скромной долей, которую уделила нам судьба сорок лет назад».

Кайзер Вильгельм II резонно жаловался королю Италии: «За все долгие годы моего царствования мои коллеги, монархи Европы, не обращали внимания на то, что я говорил. Но скоро, когда мой флот подкрепит мои слова, они станут проявлять к нам больше уважения».