– Ладно, прощаю. По крайней мере, папа на меня больше не сердится. А теперь… в общем, сама увидишь.

Он помог сестре подняться с сырой земли и отряхнуть юбку от листьев. Держась за руки, они направились к дому.

В дом Джоанна вошла первая.

– Иди, – сказал Джон, – они хотят видеть тебя. Они? Джоанна задумалась, что он имел в виду, но спросить не успела, так как увидела отца и Эскулапия, ожидавшего у очага.

Она подошла и покорно встала перед ними. У отца было такое выражение лица, будто он съел что-то кислое. Он жестом направил дочь к Эскулапию, а тот подозвал ее ближе. Взяв девочку за руки, Эскулапий пристально посмотрел на нее.

– Ты знаешь латынь? – спросил он.

– Да, господин.

– Как ты этому научилась?

– Я слушала, господин, когда мой брат учил уроки.

Представив себе реакцию отца на эти слова, Джоанна потупилась.

– Знаю, что мне не следовало этого делать.

– Чему еще ты научилась? – спросил Эскулапий.

– Я умею читать, господин, и немного писать. Когда я была маленькая, мой брат Мэтью учил меня.

Краем глаза Джоанна заметила, что отец сердит.

– Покажи мне.

Эскулапий открыл Евангелие от Луки. Она начала читать, поначалу запинаясь на некоторых латинских словах, поскольку давно не читала: «Quomodo assimilabimtis regnum Dei aut in qua parabola ponemus illud?» – «Чему подобно Царство Божье? И чему уподоблю его? – Джоанна уверенно продолжила чтение до самого конца. – Оно подобно горчичному зерну, взяв которое человек посадил в своем саду, и выросло оно, и стало большим деревом, и птицы небесные укрывались в его ветвях».

Она умолкла. В тишине Джоанна слышала, как осенний ветер шелестит соломой на крыше.

– А ты понимаешь то, что читаешь? – тихо спросил Эскулапий.

– Думаю, да.

– Объясни, пожалуйста.

– Это означает, что вера, словно горчичное зернышко, посеяно в сердце, как зерно в земле. Если ухаживать за зернышком, оно вырастет и станет красивым деревом. Если заботиться о Своей вере, то обретешь Царствие Небесное.

Эскулапий почесал бороду, но Джоанна не поняла, одобрил ли он то, что она сказала. Неужели толкование неправильно?

– Или… – у нее появилась новая идея.

– Да? – удивленно поднял брови Эскулапий.

– Это может означать, что Святая Церковь похожа на зерно. Поначалу она была маленькая, росла в темноте, заботясь только о Христе и двенадцати апостолах, но превратилась в огромное дерево, раскинувшееся на весь мир.

– А что за птицы укрываются на ее ветвях? – спросил Эскулапий.

– Это верующие, которые находят спасение в церкви, как птицы – в ветвях дерева.

Выражение лица Эскулапия не изменилось. Он снова задумчиво погладил бороду. Джоанна отважилась на новую попытку.

– А еще… – она размышляла, – горчичное зерно, возможно, означает Христа. Христос был как зерно, когда его похоронили, и стал как дерево, когда воскрес и вознесся на небо.

– Вы это слышали? – повернулся Эскулапий к канонику.

– Джоанна всего лишь девочка, едва ли она…

– Зерно есть вера, церковь и Христос, – сказал Эскулапий. – Allegoria, moralis, anagoge. Классическое триединство в толковании Библии. Конечно, выраженное довольно просто, но интерпретировано так же полно, как у самого Григория Великого. И это без какого-либо формального образования! Восхитительно! Ребенок чрезвычайно умен. Я берусь обучать ее.

Джоанна была ошеломлена. Не сон ли это? Она боялась верить в то, что это происходит на самом деле.

– Конечно же не в школе, – продолжил Эскулапий. – Это запрещено. Я буду приходить сюда раз в неделю. И обеспечу ее книгами для занятий.

Каноник остался недоволен. Он ожидал другого.

– Все это очень хорошо, – раздраженно заметил он, – но как насчет мальчика?

– Ах, мальчик? Боюсь, у него нет способностей к наукам. Если он продолжит учение, то сможет рассчитывать на должность деревенского священника. Закон требует от них лишь умения читать, писать и знать правила святого таинства. Но остальная наука не для него.

– Едва верю своим ушам! Вы собираетесь учить девочку, а не мальчика?

– У нее талант, у него таланта нет. По-другому не получается, – пожал плечами Эскулапий.

– Женщина-ученый! – каноник негодовал. – Она будет изучать священные тексты, тогда как ее брат к ним не допущен? Я этого не позволю. Либо вы обучаете обоих, либо никого.

Джоанна затаила дыхание. Немыслимо, чтобы, едва добившись желаемого, она потеряла все. Про себя девочка начала молиться, но остановилась. Возможно, Богу это не понравится. Она нащупала под рубахой деревянный медальон Святой Екатерины. Она-то поймет. «Пожалуйста, – молча молилась Джоанна. – Помоги мне. Я сделаю тебе хорошее подношение. Только, пожалуйста, помоги мне».

– Я уже сказал, – занервничал Эскулапий, – что у мальчика нет способностей к учению. Заниматься с ним – пустая трата времени.

– Тогда решено, – сердито проговорил каноник. Джоанна не верила своим глазам, наблюдая, как он встает со стула.

– Один момент, – сказал Эскулапий. – Вижу, вы не отступите от своих намерений.

– Да.

– Очень хорошо. У девочки незаурядный ум. При хорошем обучении она добьется многого. Не смею упустить такую возможность. Поскольку вы настаиваете, я буду учить обоих.

– Спасибо! – поспешно воскликнула Джоанна. Но ее слова были обращены скорее к Святой Екатерине, чем к Эскулапию. Она едва сдерживала волнение. – Я буду очень стараться.

Эскулапий посмотрел на девочку проницательным умным взглядом. «Словно внутри у него огонь», – подумала Джоанна. Свет, который будет освещать ей предстоящие недели и месяцы.

– Ты действительно будешь стараться? – Под густой седой бородой промелькнула улыбка. – О да, ты будешь стараться.

РИМ

В сводчатом мраморном Латеранском дворце было прохладно после знойной жары римских улиц. Когда огромные деревянные двери папской резиденции захлопнулись позади, Анастасий остался в темноте Патриархиума, растерянно озираясь по сторонам. Инстинктивно он потянулся к руке отца, но, вспомнив слова матери, удержался.

– Стой с высоко поднятой головой и не прижимайся к отцу, – сказала ему мать одевая его в то утро. – Тебе уже двенадцать лет, пора учиться быть мужчиной. – Она решительно поправила и подтянула его пояс, украшенный драгоценными камнями. – И прямо смотри на тех, кто обращается к тебе. Честь семьи превыше всего. Ты не должен заискивать перед ними.