— Да! Я тебе еще не говорил: мать собирается к нам приехать, как она пишет, на недельку…

Жена, Валентина Ивановна вежливо, но не совсем приязненно подняла брови и произнесла:

— Это новость!.

Несколько смущенный тоном жены, Шувалов ответил:

— В общем вышло так, что я сам ее пригласил. Десять лет собираюсь повидаться со старухой, хотел к ней поехать на отпуск, но выяснилось, что отпуск будет не скоро. Я и предложил ей приехать сюда. Вот письмо: она выезжает на той неделе.

Валентина Ивановна с подчеркнутым равнодушием взяла из рук мужа листок ученической тетради. С трудом разбирая корявый почерк, она стала читать:

— «Во первых строках кланяюсь родному нашему сыну Александру и дорогой споше…»

— Сношеньке. То есть тебе, снохе, — пояснил Александр Петрович.

Валентина Ивановна улыбнулась, и он покраснел от досады и стыда за свою мать. Все сидевшие за столом тоже сперва улыбались, а теперь отвернулись друг от друга, ощутив неловкость. А Валентина Ивановна вернула мужу письмо сказав:

— Очень трудно одолеть такой почерк и… стиль. Главное в письме я уже знаю: о приезде…

Лицо Валентины Ивановны изъявляло откровенное огорчение. Шувалов примерно понимал, что именно огорчает жену. В их супружеской жизни протекал период не очень благоприятный. Было много мелких ссор, встречались и серьезные столкновения. Жене казалось, что Александр Петрович мало бывает дома. Она полагала, что дело не только в службе. Мужу, вероятно, прискучило проводить время с нею. Потом Валентина Ивановна тревожилась и по тому поводу, что, с ее точки зрения, Александр Петрович чересчур много стал пить.

Александр же Петрович считал, что пьет он не много, а если ему и случалось иногда выпивать два-три вечера кряду, то это всегда было вызвано каким-нибудь стечением обстоятельств. Это были совпадения, а не система, как то утверждала жена. Сетования жены на то, что он мало проводит с ней времени, только раздражали Александра Петровича. Тут он усматривал обычное, по его мнению, желание для женщины забрать в свои руки мужа.

В сущности, Александр Петрович разделял неудовольствие жены по поводу приезда его матери. Он тоже хотел бы переживать свои ссоры с женой без свидетелей и без огласки.

Восемнадцатилетняя Катя, дочь Александра Петровича от первого брака, спросила, выдержав приличную паузу:

— А куда мы поместим бабушку?

И на Катином лицо было написано недовольство У Кати начался первый в ее жизни «настоящий роман». Товарищ по институту, студент Сева Никольский, часто посещал ее. Кате было точно известно, что отец и мачеха неодобрительно относятся к этим визитам. Отцу казалось, что Сева недостаточно красив, недостаточно талантлив, мало обещает в жизни. Дочери своей он желал бы не такого мужа. А Валентина Ивановна полагала, что Катя чересчур молода. Ее раздражало то обстоятельство, что этот «серьезный роман» ставит Катю почти на одно положение с нею — на положение взрослой.

Кати теперь подумала, что бабка, несомненно, станет на точку зрения взрослых, против нее и Севы.

Валентина Ивановна повторила вопрос своей падчерицы:

— Да. где, ты думаешь, твоя мать должна жить у нас?

— Ночевать она сможет в комнате у Кати. Кате мы отдадим на время уголок Вовки. — И Александр Петрович кивнул головой на отгороженную ширмами часть столовой, где проживал их сын Вова со своими аквариумами, клетками и значительным количеством металлического лома, накопившегося за все девять лет его жизни. Валентина Ивановна невольно погладила Вовку по голове, тревожась за то, как примет бабушка городского внука, которого она никогда не видела.

Теперь и Вовка был огорчен, узнав, что ему предстоит допустить сестру ко всем своим сокровищам. К тому же мальчик почувствовал, что взрослые не слишком рады приезду бабушки. Он исподлобья поглядел на родителей и сказал:

— Сидела бы она лучше в деревне…

— Ты о ком это говоришь?! — строго прикрикнул отец, — Сядь как следует, возьми вилку в левую руку и молчи, когда тебя не спрашивают!

Оборотись к домашней работнице. Шувалов продолжал с той же строгостью:

— Дуся, долго вы будете стоять с кофейником в руках? Принесите молоко. Всякий раз надо напоминать!

Расторопная Дуся обиженно заиграла бровями, опустила кофейник на проволочную подставку и вышла. По всему было видно, что и она неприятно взволнована приездом старухи.

Когда Александр Петрович уходил на работу, он слышал, как Дуся громко делилась своими мыслями с приятельницей, забежавшей к ней из кухни этажом выше.

— И так день-деньской маешься. — громко сетовала Дуся, — все-таки своих четыре человека та гости, да жених шляется, а тут еще старуха приедет. Откуда? Из деревни! Что я, этих деревенских не знаю? Спасибо, у нас хозяйка хоть не копеечница… А старуха приедет, она себя покажет! У нее не хочешь, а в воронки попадешь!..

Соседка вздыхала с глубокими всхлипываниями, цыркала и повторяла с заученной интонацией:

— Да, да, да… Цы-цы цы… Ох, что делается!..

Поезд, который привез Аграфену Петровну, мать Александра Петровича, пришел рано. Шувалов сам съездил на вокзал и доставил на такси маленькую старушку с двумя деревенскими холстяными мешками, битком набитыми всякой всячиной.

Валентина Ивановна встретила свекровь в передней и, холодно протянув ей руку, произнесла:

— Очень рада.

Старушка по деревенски обтерла ладонью рот и трижды поцеловала Валентину Ивановну со щеки на щеку. Шувалов тронул мать за плечо и, указывая на комнату дочери, сказал:

— Ну, мамаша, постановили мы тебя вселить в Катину комнату…

Старушка замотала головой и замахала обеими руками.

— Ничьих местов я занимать не буду, Сашенька, — тихо, но решительно сказала она. — У вас где диванчик есть или кроватка раскидная? Там я и примощусь. Сплю я по-стариковски, на рассвете засыпаю, на рассвете просыпаюсь. Вот гостинцы мои свали где-нибудь, а обо мне и не думай.

Тут Валентина Ивановна первый раз посмотрела в глаза свекрови. Глаза были светло-серые, почти совсем бесцветные. На первый взгляд проницательные, строгие, а если вглядеться, то совсем добрые и ласковые.

Вовка был уже и школе, Катя — на лекциях. Супруги позавтракали со старухой (Аграфена Петровна выпила чашку чая и пожевала кусок булки), и оба ушли по делам.

Дуся внезапно, как Мефистофель, появлявшаяся во всех тех помещениях, кеда водили старуху, тоже ушла на рынок. Старушка немного посидела на диване и пришлась по всей квартире. Потом поплелась на кухню, увидела на плите кастрюлю с теплой водой и стала мыть посуду.

Когда Дуся вернулась с покупками, посуда была уже вымыта, сложена аккуратной горкой и прикрыта чистым полотенцем. Аграфена Петровна с липом, возбужденным от радости привычного труда, кирпичом начищала медную кастрюлю. Дуся