Она приняла подарок, и идиллия их длилась целых три года — пока не сгустились тучи, и турки не принялись в очередной раз угрожать дальним рубежам.

Марко снарядил корабль, отправился на войну… и сгинул там вместе с кораблём.

У Барбареллы осталось только кольцо с невиданной жемчужиной.

Горе подкосило её. Она не принимала никого, отказывалась от подарков и встреч, не выходила из дома никуда. Так продолжалось три месяца, а потом мать вошла к ней в спальню и встряхнула её хорошенько. Мол, хватит лежать, как бревно на пристани, скоро с голоду все перемрём! Эка невидаль — любовник с войны не вернулся! И не такое случается, новых наживёшь. И вообще что за дела такие — сколько было говорено о том, что не след влюбляться в тех, с кем встречаешься, до добра это не доводит. А влюбилась — так молчи и не подавай вида.

И рассуждения матери, и более того — деятельная натура Барбареллы брали верх над печалью. Но каждый взгляд на жемчужину рвал ей сердце.

И тогда дождалась Барбарелла ночи, взяла свою лодку и одна, без гребцов, отправилась в море. Когда она вышла в лагуну и огни города растаяли за её спиной, то сняла она кольцо с пальца и бросила в морскую пучину со словами — из моря ты мне досталось, в море я тебя и возвращаю.

Кольцо исчезло в глубине, и в тот самый миг взволновалась водная гладь вокруг. Огромные водяные валы окружили маленькую лодку Барбареллы. Она перекрестилась и успела подумать, что пришёл её смертный час, и вознести краткую молитву.

На гребне волны появилось морское чудовище — его глаза светились, как люстры во дворце дожа, кожа отливала синевой, могучие щупальца мгновенно оплелись вокруг лодки. И Барбарелла услышала грозный голос у себя в голове.

«Ты отдала морю своё сокровище, море принимает твою жертву, твой залог, твою печаль. Возьми же ответный дар», — и прямо перед её лицом возникло громадное щупальце, на самом кончике которого сверкало камнями кольцо.

Ни жива, ни мертва взяла Барбарелла кольцо и сжала в пальцах. «Будет нужда — зови», — промолвило морское чудище и нырнуло в пучину. Волна вздыбилась, подняла лодку и в мгновение ока домчала её до берега.

Вернувшись домой, Барбарелла рассмотрела кольцо. Золотой осьминог, весь усыпанный зелёными каменьями, мягко обхватил щупальцами её палец.

С тех пор она носила это кольцо, не снимая.

А везти ей стало вдвойне.

Случилось так, что почтенная госпожа, супруга одного достойного гражданина из Большого Совета, приревновала её к своему мужу и обвинила в воровстве. Мол, Барбарелла украла у неё жемчужные чётки. Чётки нашлись в шкатулке обвинительницы, а сама она свалилась с балкона собственной спальни прямо в канал, да там и утонула. Хотя под балконом было неглубоко, и никто там не тонул отродясь.

Позже один из отвергнутых поклонников натравил на Барбареллу инквизицию. Мол, дьявол ей помогает в её развратной жизни. И что же? Поскользнулся на ступеньке собственного дома, да в канал. Еле выловили тело. А гондола инквизитора перевернулась вместе с гребцами, не спасли никого.

И даже великое наводнение не затронуло Барбареллу — вода дошла до верхней ступени лестницы в её дом, да там и остановилась.

А Барбарелла полюбила подолгу сидеть на берегу и любоваться морскими волнами — рассказывали, что к ней приплывали молодые каракатицы, а она подкармливала их разными лакомствами. Ещё она стала украшать дом и себя изображениями морских гадов — вышитыми, нарисованными и отлитыми специально для неё из металла.

И даже Тициан заинтересовался историей девушки с осьминогами — и написал её портрет. На том портрете Барбарелла смотрит в окно, а там, на гребне волны, можно разглядеть морское чудовище.

Со временем она основала школу для девочек-сирот — давала им образование и пристраивала потом в хорошие руки. На ворчание соседей отвечала, что лучше так, чем голодать под мостом. Перед тем, как устроить жизнь очередной воспитанницы, она садилась с ней на закате в лодку и гребла далеко прочь из лагуны — показать её морю, так это называлось. И это помогало — жили такие девушки потом если и не богато, так устроенно и сытно.

Когда Барбарелла отдала богу душу, воспитанницы и возлюбленные усердно поминали её в своих молитвах. В самый же день её смерти на море разыгрался страшный шторм, ни один корабль не мог выйти в лагуну. Рассказывали, что ночью прямо возле пристани видели огромного сине-чёрного кракена, который смотрел на город, а из его бездонных глаз катились слёзы.

А портрет Барбареллы, написанный Тицианом, привёз во Флоренцию Пьетро Донати, говорят, в молодости они были весьма коротко знакомы, и повесил в одной из самых богато убранных комнат своего дома.

* * *

Варфоломей умолк и сделал знак Эдвину, своему юному рыжеволосому сотруднику — тот налил в стакан воды и передал ему.

— Что-то не такая уж она и красотка, эта Барбарелла, — заметил Карло.

— И что тебе в ней не так? — хмыкнул Лодовико.

— Да толстая она, — пожал тот плечами.

Молодёжь согласно закивала.

— Глупые вы, — припечатал Варфоломей. — Кто ж вам сказал, что пятьсот лет назад стандарты красоты были такими же, как сейчас? Это теперь красивой считают ту девушку, что чуть объёмнее доски, да и то потому, что на ней такой удобно моду показывать. А тогда ценились дамы в теле, с белой нежной кожей и рыжими волосами, а всего этого у неё, как можно видеть, в избытке. И вообще, откуда вам знать, красива ли девушка, пока она вам даже ни разу не улыбнулась?

— Эта-то уже не улыбнётся, — заметил Гаэтано. — А жаль, я бы проверил, какова она. И ведь большие деньги за свидание просила, не иначе.

— Ещё бы, — кивнул Варфоломей, допил воду и отставил стакан. — Смотри, у неё на платье и жемчуг, и янтарь, и вышивка искусная, и на шее жемчуг, и в ушах, и в причёске, дама была определённо не бедная. Так вот, коллеги, нам предстоит высказать своё мнение на тему — Тициан ли это, или позднейшая копия.

— А потом ещё двадцать полотен оттуда же? — Джованнина тряхнула волосами и подошла к картине.

— Возможно, дочь моя, — кивнул Варфоломей. — А сейчас все могут быть свободны, сказки на сегодня окончены. Можно подойти, осторожно рассмотреть картину, руками не трогать, если вы не реставратор. Реставраторам не трогать тоже — пока.

Молодёжь согласно покивала и стала постепенно вытекать из зала. Гвидо подошёл к Элоизе и она вернула ему котёнка — тот спал, и даже не проснулся при перемене рук. Октавио что-то тихо говорил Франческе, Кьяра подошла к Лодовико, поцеловала его в щеку и сказала, что ушла работать.

Реставраторы постояли вокруг картины, тихо поговорили между собой и тоже разошлись — кроме Джованнины, которая что-то показывала на картине Карло.

Остались Варфоломей, Элоиза и верхи службы безопасности.

* * *

— Может, пойдём в «сигму»? — спросил Карло. — Там можно поесть. А то я как-то не успел поужинать. И ты тоже, наверное, — глянул он на Джованнину.