Ему было хорошо в этом мире. В мире обычных людей, нормалов, где не было тавеллианцев и не от кого было защищаться. Вернее, почти хорошо. Так как имелась и обратная сторона медали, следствие достигнутого комфорта, из-за которого Лайнус и спустя десятилетия не ощущал свою жизнь полноценной. У нормалов есть неоспоримое достоинство: они неплохо умеют ориентироваться в реалиях пространства и времени, которые их окружают. Лайнус не умел. Его жизнь вне общества тавеллианцев, среди чужаков напоминала затянувшийся сон. Или состояние полудремы. По краю сознания скользили отрывочные знания, что-то цеплялось и оседало в памяти, что-то ускользало навсегда. Опереточный мир с актерами-маразматиками. Время казалось дискретным, он плохо запоминал лица и события. Чем-то обстановка в этом баре напоминала картину его жизни — одинокий огонек, бесцельно плывущий во тьме. Весьма метафорично.

Тяжелее всего ему приходилось на густонаселенных планетах, особенно в первые годы добровольной изоляции от своих. Ведь нормалы не способны контролировать мысли и эмоции, тайные желания и несовершенные поступки. Их так много, этих сущностей, излучающих гнетущий ментальный хаос, а их желаний — еще больше. В большинстве своем они повторяются, множатся, варьируются. Накладываются на твои собственные, усиливаются или вытесняются. И в какой-то момент вдруг начинаешь осознавать, что уже не понимаешь, своей жизнью ты живешь или уже чужой. От этого нельзя не защищаться — если не хочешь потерять себя. Неподготовленные тавеллианцы, попав в такую среду, нередко срывались, принимаясь утолять голод без разбора, даже вопреки собственной воле, гаснущей под напором дармового жизненного потока. Как правило, заканчивалось это плохо. Те, кто поумнее и покрепче характером, находили себе работу, связанную с пребыванием среди небольшого коллектива — это не слишком разжигает аппетит, в то же время более-менее приемлемо утоляя голод. И именно поэтому непрерывная борьба за сохранение своего «я» заставляла его казаться таким холодным, отстраненным для окружающих.

Так что среди чужаков тавеллианцы жили дольше, но далеко не все находили состояние шаткого психического равновесия, зачастую существуя, как одинокие клетки, вырванные из организма. Немногие из них смогли привыкнуть к такому состоянию, к жизни среди чужих. Лайнус был как раз из тех, кто сумел приспособиться. Борт «Забулдыги» оказался для него идеальной средой обитания, где он не чувствовал себя чужим…

Кроме того, слабенькие способности лидера, присущие любому донору, за десятки лет развились у Лайнуса до вполне приличного уровня. Но, в отличие от лидеров Тавеллы, он не стремился пользоваться жизненной силой окружающих нормалов без острой необходимости. Инстинкт самосохранения у него еще не атрофировался. И обычные люди умеют неплохо убивать — обычным оружием. Поэтому напрямую свои способности он задействовал довольно редко — например, в моменты торговых переговоров капитана, немало сделок Кассид совершил при его непосредственном влиянии на клиентов. Лайнус привык подпитываться крайне аккуратно, не только не нанося компаньонам ущерба, а, напротив, принося им ощутимую пользу…

Лайнус машинально отпил пива, стряхивая невеселые размышления, поморщился, с легкой досадой отодвинул бокал. Дерьмо. Хватит. Придется по возвращении на внешник запивать пивом из запасов Кассида, светлое зармондское гораздо лучше местного пойла. Иначе просто не избавиться от неприятного кислого привкуса.

Но уходить пока не хотелось. Царившая вокруг тьма казалась такой уютной…

Он насторожился, почувствовав толчок извне, несущий некий негатив, прислушался. Возникло предчувствие, что вскоре его услуги понадобятся, и эту уютную гавань бара придется покинуть. Жаль.

Обычно, находясь в каком-либо общественном месте, Лайнус с привычной легкостью контролировал окружающее пространство, просеивал и анализировал, отводил от себя чужое внимание, защищаясь. Но в баре он и в самом деле находился один. Никто не мог ему помешать, ни словом, ни делом, ни своим присутствием. Тем не менее без работы он себя не оставил. Лайнус непрерывным фоном чувствовал ауру своих компаньонов, к которым всегда был подключен в силу привычки и особенности своей натуры. Он всегда знал, что с ними происходит в любой момент времени, и мог прийти на помощь на расстоянии, если оно не оказывалось слишком большим. Зайда сейчас, к примеру, находилась возле проходной, как всегда она слегка настороже, такие качества, как беспечность и легкомысленность, ей неведомы. В душе она всегда готова к экстремальному повороту событий. Еще Лайнус чувствовал ее легкую злость — к одному из тех, с кем она сейчас общалась. И тщательно упакованное на дно души сочувствие, даже жалость к родственнице младшего — так про себя Лайнус называл Сомаху. Младший, как он чувствовал, слегка сбит с толку, встреча с местными всколыхнула его память против его воли, но лишь чуть больше, чем он ожидал. Парень держится неплохо, но встреча его все же тяготит. Ситуация пока не требовала вмешательства тавеллианца, обоим компаньонам ничто не угрожало.

Лайнус позволил себе слегка улыбнуться — даже не улыбка, а тень улыбки, скользнувшая по губам. Весьма яркое проявление внешних признаков эмоционального состояния для тавеллианцев. Кассид даже не подозревал, что на эту мысль — взять контракт с Пустошью — Лайнус подтолкнул своего капитана по личной инициативе. Как ментат, он лучше других понимал внутреннее состояние младшего компаньона и причины его измененного сознания. Впрочем, особо стараться с капитаном не пришлось — Кассид и сам видел, что с парнем творится неладное, но ошибочно считал, что с Сомахой перестарались на Кассионии при изменении внешности. На самом деле все началось гораздо раньше, а модификация организма лишь стряхнула с Сомахи шелуху прежнего образа, прежних отношений к миру, которые он на себе таскал по привычке, как донашивают старую одежду.

В своем решении Лайнус по большей части ориентировался на интуицию, чем на какие-то определенные знания и выводы. Он чувствовал, что Сомахе нужно вернуться на Пустошь. Для чего — этого он не знал, но своей интуиции он привык доверять. Вообще, конечно, много различных факторов сплелось воедино, влияя на формирование нынешнего «я» младшего — гибель друзей, потеря любимой девушки, изгнание с родины. Но если все это со временем потускнело, потеряло остроту и значимость, то изменение, затронувшее его на Пустоши, с каждым годом сказывалось на нем все сильнее. То самое изменение, которое и послужило загадочным толчком к развитию у парня с примитивной планетки уникальных, не присущих людям способностей. Никто не знал, что именно и как с ним произошло, Сомаха не распространялся на эту тему, как ни пытались его разговорить. Но строить догадки Лайнусу никто не запрещал, и кое-какие соображения, подкрепленные наблюдением на ментальном уровне, у него имелись. Кассид же просто молился на способности младшего, они приносили ему неплохой доход. Но внутренне Сомаха менялся, и менялся не в лучшую сторону, и это беспокоило всех компаньонов «Забулдыги» — Кассида, Зайду, Лайнуса. Воздействовать на младшего, кстати говоря, с каждым месяцем становилось все сложнее. Иногда острые моменты в его внутреннем состоянии еще удавалось сглаживать, чаще — нет. Способности парня росли, и тот уже начинал чувствовать тавеллианца ментально. И очень быстро научился закрываться, как только чувствовал вторжение в свое сознание…